Чаша отравы
Шрифт:
Но здесь всё же не Румыния. Опыт противодействия враждебным атакам накоплен — главное, чтобы у самой власти была воля сопротивляться агрессии. И очень многие люди знают уже, к чему привели эти разрушительные «преобразования». И могут сравнивать. Хотя, конечно, наиболее нахрапистые и крикливые всегда будут делать видимую «картинку». Большинство всё же за нынешний курс — и за него персонально. Просто оно молчит. Оно само по себе не организовано — зачем, если есть их государство? Главное, чтобы госструктуры продолжали бесперебойно выполнять функции, не поддались давлению, не оказались заражены предательством...
— ...Вы говорите
— Да-а-а! — заорала часть толпы.
— Отвечаю вам на этот вопрос. Мы провели выборы. Пока вы меня не убьете, других выборов не будет...
В последние дни силовики сумели профессионально защитить правопорядок на улицах белорусских городов. Много бойцов пострадало. Число жертв со стороны протестующих, что поистине чудо в этих обстоятельствах, исчисляется единицами — да и то, если посмотреть внимательно каждый отдельный случай...
Но законное, легитимное насилие со стороны правоохранителей становится сейчас в глазах непримиримой оппозиции поводом для того, чтобы осудить власть и облить ее грязью, деморализовать тех, кто ее защищает и поддерживает. Так, как предписано западными центрами управления событиями.
Миф о якобы имевших место бесчинствах в отношении задержанных протестующих прочно вбили в головы людей, в том числе и работающих здесь, на Минском заводе колесных тягачей. Под влиянием тех, кто неустанно прилагал соответствующие усилия, как извне, так и изнутри, у коллектива сформировалось соответствующее представление. Стали возмущаться — как же так, мол, с людьми поступать.
Они еще не видели и не чувствовали, как поступают во всех соседних странах с их братьями по классу. Их там вообще за людей не считают. И такого в принципе представить себе нельзя, чтобы глава государства выступал перед рабочими, а те его фактически хаяли и оскорбляли. И где, спрашивается, демократия, а где диктатура?
— ...Третий вопрос. Я понимаю, многие напряжены якобы той ситуацией, которая сложилась на улицах, — что там было насилие, и так далее, и тому подобное. Непопулярный вопрос, но он звучит. Отвечаю вам и на этот вопрос. Первое. По-крупняку. Нужен был повод для того, чтобы вы кричали «уходи». Хороший повод.
— А зачем было создавать этот повод? — заорали из толпы.
— Вы знаете, что я поручил разобраться с каждым фактом. Не без того, как говорил министр, что кто-то попал под эту раздачу. Но, что удивительно, из тех двух с половиной или трех тысяч все прогуливались. Нет-нет, там не было ни одного, кто выходил против омоновцев и милиции. Ни одного не было. Все просто прогуливались. Теперь про то, что кто-то кого-то избил. Совершенно верно. Но большинство, после того, как разобрались, их было на Окрестина две с половиной или две тысячи. Чтоб вы знали. И на Окрестина — непопулярно, но скажу — получили те, кто там же, на Окрестина, бросался на ментов.
Часть толпы возмущенно завыла.
— Спасибо. Вы знаете...
Крикливое меньшинство начало выкрикивать «позор».
Прямо тут невооруженным взглядом видно, как выделяются отлично организованные «ядра», клакеры — они заряжают толпу, а та послушно повторяет.
— Спасибо, спасибо. Я вижу, вот группа тут эта вот левая, немножко... Я вижу вас, не волнуйтесь.
— И что?
— Я услышал и ответил на ваш вопрос, так чего вы его поднимаете снова? Если вы рабочие? Но вы же не запятнаете честь рабочего человека?
Нет, тут нельзя показать слабость, нельзя оправдываться. Да и не в чем. Все эти десятилетия он работал на своем высоком посту, искренне стремясь к благу для всех людей. И вот для этих тоже, для тех, кого никогда тут, в Беларуси, не рассматривали как топливо для «лучших», для «избранных», для вельмож и олигархов. Даже если сами люди этого и не ценят. Ну, свергнут его — и что вскоре останется от этих заводов? Что будет с этими рабочими? Станут в Польшу ездить на подсобные работы? Но там украинцев много, конкуренция. Ведь не думают о последствиях, мечтая стать хлопами у панов западных и доморощенных. Главное сейчас — «уходи».
Конечно, не обо всех можно сказать так. Но факт налицо — есть профессиональные организаторы и есть те, кто попал под их влияние.
— ...И последнее. Потом покричите. Первое. Что касается этого завода. Что не хватает? Что не хватает? Вы — субъекты экономической деятельности. Экономики. Вы — или часть вас — в политическую плоскость перешли. Но запомните — там, в политике, куда вы ринулись, не понимая, — другие законы. Другие законы — чтобы потом не было больно. Ни мне, ни вам, ни народу, когда мы потеряем государство... Второе в этой части. Если кто-то не хочет работать и хочет уйти — никто никого не будет гнобить, никто не будет никого давить. Пожалуйста — с завтрашнего дня или с сегодняшнего ворота открыты. Извините за мою непопулярную эту фразу. Но время такое, когда надо говорить честно. Спасибо, я сказал всё, можете кричать «уходи».
— Ваня, а что ты думаешь о том, что происходит у нас? Всё это ужесточение — ну, понятно, ты объяснил на днях. Фашизм. Правящий класс по-другому не может. А что ждет Россию? Ну, кто после Путина будет? Ясно же, что он не вечен. Хотя обеспечил себе пожизненное президентство, — поинтересовался Дашкевич. — А кто потом?
— Как говорится, после Путина будет Путин, — сказал Смирнов. — Будет такой же образ сильного диктатора, олицетворяющего единый центр публичной власти. Не такой, как Медведев, конечно же. Тем более его уже отодвинули. Будет... — Иван немного помедлил. — Будет Увалов.
— Не понял, — сказал Игнатенко. — Как Увалов? Это же враг Путина и всей системы. Получается, будет революция?
— То, что он против системы, — это спектакль. И да. Будет революция. Но это тоже будет спектакль. Псевдореволюция. Инсценировка. Пусть и с кровью.
— Ничего не понятно. Я ему верю, ну, не безоговорочно, конечно, но вижу, что он делает то, на что другие не решаются, — произнес Денис.
— Что, например? — уточнил Смирнов.
— Разоблачение коррупции, роскоши высших чиновников... — начал Дашкевич.