Чаша отравы

Герасимов Игорь Владимирович

— «Мертвый сезон», — подсказал Беляков.

— Да-да, «Мертвый сезон». Но не с помощью какого-то химиката, это бред. А с помощью биотехнологического воздействия, в частности, генной инженерии, и инструментального воздействия, в частности, за счет вживления в тело электронных микроустройств. Всё это активно разрабатывается и в тридцатых годах станет реальностью, будет массово доступным и начнет испытываться уже «в поле». Ну, и, конечно, регулирование численности населения через управление продолжительностью жизни каждой конкретной особи, ее возможностью произвести на свет потомство...

— Хорошо, хорошо, — удовлетворенно произнес генерал армии.

— А теперь момент не столь лучезарный... Как говорится в одном ставшем крылатым афоризме, нужно очень быстро бежать только лишь для того, чтобы оставаться на месте. То есть наше бескомпромиссное

наступление — это не какая-то блажь и даже не естественное развитие в наших интересах. Вернее, не только это. Прежде всего, это жизненная необходимость.

— В смысле? — не понял Беляков.

Бутчер немного промолчал.

— В смысле — этот проклятый Маркс оказался-таки прав. Советский проект мы сообща похоронили. Но сама по себе основа, так называемое противоречие между трудом и капиталом, между пролетариатом и буржуазией, никуда не делось. Скажу больше — расчеты, проведенные на суперкомпьютерах, на современнейших моделях с огромным количеством различных параметров и вводных, показали, что если ничего не делать, и даже если просто ограничиться максимальным наращиванием карательного аппарата, подавляющего в зародыше все потенциальные ростки нового большевизма, всё равно рано нас или поздно накроет тотальный экономический коллапс.

— Да ты что? Это точно? Ошибки нет?

— В том-то и дело. Но ничего страшного — я не говорю, что такое наступит обязательно. Но это будет только в рамках существующей системы, где, выражаясь марксистской терминологией, стоимость создается человеческим трудом, где буржуазия эксплуатирует пролетариат, покупает его рабочую силу для изъятия себе прибавочной стоимости и накопления капитала.

— Пока всё равно не понимаю, — признался генерал. — Хоть в Высшей школе КГБ меня и учили политэкономии по Марксу, но о чем конкретно речь идет здесь?

— Я как раз и подвожу к этому, терпение, — сказал Бутчер. — Чем в большей степени мир становится безбарьерным для капиталов, то есть чем меньше остается «заповедников», не встроенных в единую систему полностью на ее условиях, тем в большей мере она в этом, обозначенном мною выше, аспекте подходит к пределу своего развития. Это проявляется хотя бы в том, что катастрофически снижается норма прибыли, набухают безнадежные долговые пузыри. И уже отчетливо видится непреодолимый порог, не массам, низам видится, а пока только нам. Причем косметические модификации не помогут фундаментально — они лишь отлакируют общую картину и оттянут ненадолго грядущий конец. Но, с нашей точки зрения, это не конец, для нас это может и должно стать началом. Началом новой эры, новой общественно-экономической формации. Опасность так называемой мировой пролетарской революции приближается, только на сей раз она ожидается не в форме большевистско-советского преждевременного эксцесса, который породил постоянно укрепляющуюся альтернативу, второй мировой полюс, разлагающий капитализм. К счастью, вышло наоборот — объединенными усилиями Запада и Востока мы разложили и разгромили этот проклятый социализм. Механизм пролетарской революции, опасность которой нависает сейчас, будет более соответствовать изначальной классике, что ли. Это тот самый предел роста системы, основанной на присвоении владельцем капитала прибавочной стоимости от эксплуатации рабочей силы, которая принадлежит лично свободным людям-пролетариям.

— Но ведь для революции нужен и субъективный фактор, так ведь? А если мы, как у нас в России, всё это время будем во всех странах стерилизовать политическое поле во избежание появления сил ленинского типа — то есть нацеленных на бескомпромиссное взятие власти, уничтожение буржуазии как класса и радикальные социалистические преобразования? — спросил Беляков. — После перезагрузки власти мы, кстати, введем в действие план тотальной жесточайшей декоммунизации. Исповедание коммунистических, просоветских идей, позитивное упоминание о советском прошлом, отрицание преступлений советского режима станет тягчайшим государственным преступлением, и сажать за него будут очень надолго, а наиболее активные деятели бесследно исчезнут.

Бутчер помолчал некоторое время.

— Это всё очень хорошо, но только на определенном отрезке, на ординарном диапазоне параметров. Моделирование показало, что когда действительно дойдет до предела на уровне экономического базиса в масштабах планеты, то не поможет ничего. Экономика сколлапсирует, массы вздыбятся, и никакое управляющее воздействие, в том числе карательное, не справится. При таких раскладах никакая декоммунизация, никакое предотвращение

появления сил большевистского типа, никакое создание оппозиционных ложных вождей и организаций ни к чему не приведет — всё будет выкристаллизовываться за очень ограниченный срок, буквально в процессе. Впрочем, есть опасность гораздо серьезнее, нежели такие силы внутри. Это иная сверхдержава, которая сейчас встроена в общую структуру, но явно себе на уме и наверняка имеет альтернативные планы. И, соответственно, если всё рванет, то именно она подхватит процесс и станет лидером.

— Китай?

— Конечно. Сейчас он в общей системе, хоть и на условиях известной национальной автономии... Но всё может поменяться. Да, не прямо сейчас, а к тридцатым-сороковым, но тем не менее... Мы, конечно, тоже должны заблаговременно и эту угрозу убрать, совместно с вами. Этот вопрос отдельный, и он требует решения, и в ваших интересах тоже. Тут, к сожалению, мы полностью к общему знаменателю прийти уже много лет не можем, хоть и с пониманием относимся к глобальным чаяниям вашей национальной элиты и готовностью ее в связи с этим держать ставки максимально высоко. Впрочем, я сейчас не об этом. Я о том, что если мы ничего не будем делать, то рано или поздно грянет мировая коммунистическая революция, причем неважно, будет ли существовать к этому моменту ее субъект — большевистские силы внутри капиталистической страны либо сверхдержава под красным флагом, решившая, что настал ее шанс.

— Значит, всё напрасно?

— Нет, Эндрю, дорогой мой! Я этого не говорил.

— И как же можно решить проблему?.. — спросил Беляков.

— Как? Вообще, альтернативы на перспективу имеется только две. Или та самая пролетарская революция, но уже на сей раз вполне «классическая» и «полноценная», самая что ни на есть всемирная. Или же, во избежание этого, смахивание с шахматной доски всех фигур — то есть уничтожение и буржуазии, и пролетариата как классов с учреждением новой формации проектным волевым путем, сверху. В наших интересах и по нашему сценарию. Это единственный шанс, и, к счастью, у нас есть неисчислимые ресурсы и безраздельная власть, чтобы повернуть историю именно на этот путь. Мировой капитализм падет в любом случае — весь вопрос в том, кто именно его опрокинет и навяжет планете свою формацию взамен ушедшей. Наша же миссия — чтобы на место отжившего свое капитализма пришел не бесклассовый коммунизм, как об этом мечтают импотентные комми, а тоже классовый строй, причем более высокоразвитый.

— Что ты под ним понимаешь?

— В нашей принципиально новой общественно-экономической формации, прорыв в которую готовится, мы останемся владетелями, хоть и не буржуазией, как сейчас. Проще говоря, грядет воспроизводство рабовладения на новом витке развития общества. Его мы направим в принципиально новое русло, где нынешние противоречия разрешатся так, как угодно нам. Именно для реализации этого сценария и разрабатываются, причем в комплексе, инструменты прямого контроля над каждым подвластным организмом. Контроля прямого, автоматизированного, мгновенно действующего и персонифицированного. Контроля, включающего в себя три базовых функции — тотальный круглосуточный надзор, обеспечение мгновенного послушания любым требованиям сверху, и, наконец, произвольная модификация тела и психики каждой человеческой особи. Именно так сохранится, уже на новом уровне, разделение общества на два класса — высший и низший.

— Понятно, — коротко сказал Беляков, отхлебнув глоток вина. — Должен согласиться с тобой, что это и есть реальный выход из складывающейся ситуации. Это будет подлинное развитие человечества и переход его на новую ступень.

— А теперь конкретная практика. Сейчас, наконец, всё уже готово к тому, чтобы начать эту беспрецедентную трансформацию. Волей формирующейся единой глобальной власти. В масштабах человечества. Пока же, на краткосрочном этапе, речь идет лишь об экономической встряске, небольшой перезагрузке, коррекции глобального хозяйства и реальном полевом тестировании ряда принципиально новых элементов тотального персонифицированного контроля, новых технических средств, новых социальных парадигм, новых правовых режимов. В частности, подготовка к уже официальной, открыто провозглашенной ревизии формальных гражданских прав и свобод. Да, всё к этому готово. У вас тоже, кстати: мы исправно передавали вам модельные материалы, по которым надлежало проводить подготовку конкретных инструментов технического и юридического характера. Правда, не говорили, в какой контекст эти материалы впишут. И вот настало время раскрыть карты. Готов, Эндрю?