Чаша полыни. Любовь и судьбы на фоне эпохальных событий 20 века
Шрифт:
Она сидела в кресле, стоявшем напротив зеркального комода, и смотрела на него. Внешне она почти не изменилась. Разве что немного отяжелело лицо. Все тот же чувственный рот со слегка поджатыми губами, все те же ледяные глаза под тяжелыми веками с длинными, загнутыми вверх ресницами.
Их связь длилась недолго, и в ней не было безумия. Отношения их напоминали сложную паутину с замысловатым рисунком. Но он так и не смог забыть ту чувственную истому, которую ему дано было испытать с этой женщиной.
Впрочем, все это было уже в прошлом. Интересно, чего Магда хочет от него? Почему она
— Здравствуй, Магда, — сказал он. — Чем я обязан такой чести? Ты ведь очень рискуешь, придя сюда.
— Да ничем я не рискую, — усмехнулась она уголками рта. — Люди, которые знают об этом визите, будут молчать как рыбы. А вот ты действительно рискуешь. Твоя жизнь гроша ломаного не стоит, и я пришла сказать тебе об этом. Уезжай немедленно. Прямо сейчас.
— А почему тебя так волнует моя судьба?
Что-то дрогнуло в ее лице. В глазах мелькнула растерянность.
— Потому, вероятно, что хоть и нет уже той Магды, которая тебя любила, но я все еще помню ее.
— Как трогательно, — усмехнулся он. — А помнишь ли ты, как собиралась со мной в Палестину строить еврейское государство?
— Я все помню. Поэтому и пришла.
Он сделал два шага и сел в кресло, из которого мог видеть ее всю целиком.
— Недавно фюрер ужинал у нас, — сказала Марта. — Разговор зашел о евреях. Для него еврей это не человек, а принцип. Вернее, античеловек. Создание какого-то иного бога. Фюрер утверждал, что ариец и еврей также далеки друг от друга, как животные и люди. Но при этом отметил, что еврей это не животное. Он еще более далек от животного, чем мы, арийцы. Еврей — это существо враждебное природе. Гитлер хочет создать «новый мир» и «нового человека», который не должен соприкасаться с евреями.
— Какого черта ты явилась сюда? Рассказать, что думает о моем народе этот ублюдок? Я ведь читал «Майн кампф».
Магда улыбнулась, но улыбка эта походила на оскал.
— Я тоже ненавижу вас всех, как и фюрер, — сказала она. — Гитлер искоренит ваше семя. Без вас мир станет лучше. Не будет евреев, исчезнет и антисемитизм.
— Ты так думаешь? — усмехнулся Виктор. — Шекспир написал «Венецианского купца», хотя ни разу в жизни не видел ни одного еврея. Все они были изгнаны из Англии за триста лет до его рождения. Антисемитизм вовсе не предусматривает наличие евреев. Одно лишь слово «еврей» может стать достаточным стимулом для антисемитского взрыва. Но ты не ответила на мой вопрос: зачем ты здесь?
— Неужели ты все еще не понял? Чтобы спасти тебя.
— Почему? Я ведь тоже «античеловек».
Выражение беспомощности тенью прошло по ее лицу.
— Не знаю, — сказала она тихо. — Потому, наверно, что ты единственный мужчина, которого я любила. Но сейчас не время для сантиментов. Я слышала, как мой муж предложил шефу гестапо ликвидировать тебя еще в Берлине. Но тот ответил, что будет лучше, если это сделают наши агенты в Палестине. Когда вернешься туда, не появляйся нигде без охраны.
Виктор поднялся, обошел ее кресло и встал сзади. Магда тоже хотела встать, но почему-то ноги отказались ей служить.
А Виктор вдруг страстно захотел ее. Не ласкать, нет. Валькирию нежностью не укротишь. Валькирию надо брать грубо, прямо на полу,
Когда он перенес ее с пола на кровать, она была кроткой, как котенок.
Уходила она поспешно, не глядя на него. Просто сказала «Прощай!» — и ушла, почти убежала.
Чаша полыни
Часть вторая
Кровь на песке
Вольф
Консул Германии в Иерусалиме Фридрих Вольф с утра был в хорошем расположении духа. Меморандум, который он отправил два месяца назад своему начальству, встретил благожелательное отношение в высших кругах нацистского руководства. Этот факт был особо отмечен в полученных им из берлинского МИДа инструкциях.
Вольф понимал, что, отправляя такой меморандум, он ставил на кон абсолютно все. Но выхода у него не было. Мизантроп по натуре, он делал свою политическую карьеру без каких-либо реверансов в сторону набирающего силу нацистского движения, что не могло пройти незамеченным. В глубине души Вольф считал, что пришедшие к власти нацисты хуже своих предшественников, потому что фанатичнее, а фанатизм — это самый невыносимый вид глупости.
Для того чтобы сохранить шансы на дальнейшую карьеру, ему нужен был какой-то смелый ход. Такой ход, который мог бы выиграть, казалось бы, уже безнадежную партию. И он такой ход нашел. Меморандум о нейтрализации экономического бойкота Германии. Нужно было действовать решительно, что, по его понятиям, не означало рубить сплеча. Напротив, его меморандум был составлен с величайшей осторожностью и обдуманностью, и представлял собой почти математическую комбинацию, основанную на точности расчета.
Вольф ребром поставил вопрос: «Можно ли сломить бойкот Германии?» И ответил: «Да, можно. Для этого нужно ослабить напряженность между Германией и мировым еврейством. Немецкие интересы от этого только выиграют, потому что евреи, рассеянные по всему миру, обладают огромной экономической мощью и могут причинить Третьему рейху большой вред».
Вольф предложил свой рецепт, как этого избежать. Он порекомендовал оставить немецким эмигрантам часть их капитала в обмен на зеленую улицу для экспорта немецких товаров в Палестину.
«Я понимаю, — писал Вольф, — что основным бастионом бойкота являются Соединенные Штаты, а не крошечный палестинский рынок. Но нерв всего дела находится здесь, в Палестине. Если мы добьемся успеха здесь, то выиграем сражение и на главном американском фронте. Потому что именно сионисты планируют стратегию и тактику мирового еврейства, а создаваемое ими в Палестине государство можно рассматривать как своеобразный „еврейский Ватикан“».
Его точка зрения была принята там, наверху. Это означало, что и в дальнейшем к его мнению будут прислушиваться. Правда, в инструкциях, которые он получил, содержался один пункт, на первый взгляд не очень важный, но Вольф обострившимся чутьем понял, что не выполнить его нельзя.