Часовщик. Зима
Шрифт:
– Ну, это может затянуться. Подай заявление в кадры.
– Я хотела сначала получить её согласие. Подумает, что игнорирую.
– Ты не успеешь. До утверждения графика осталось две недели.
Ирина была права, но рисковать испортить отношения с замом не хотелось.
– Я попробую попасть к ней завтра. У меня техники до двенадцати.
– Они звонили уже. Ты обедать с нами пойдешь?
– Я не успею, наверно.
Вероника грустно обвела взглядом срочные задачи. Попутно констатировала, что начать соблюдать режим с сегодняшнего дня, видимо, уже не
Невесело, конечно. Надо было встать раньше. Острая маленькая ненависть к неорганизованной неопрятной женщине, в теле которой она вынуждена жить, пронзила до пяток. Испытав облегчение, она придвинулась ближе к экрану.
– Как знаешь. Надо наводить мосты в коллективе. И желудок беречь.
У Ирины зазвонил телефон – и она переключилась на мужа.
Вероника чертила, считала. Прижав черную стационарную трубку плечом, стучала по клавишам, поглядывая в ящик стола, где лежал мобильный. Посреди дня ящик завибрировал, она подхватилась – на экране висело уведомление: «Батарея заряжена». Вышла в курилку и набрала Тоню. Телефон не отвечал. Она набрала еще пару раз, скинула сообщение. И тут же стерла.
– Господи, слава Богу, ты дома, – Вероника поставила сумку с продуктами на пол в коридоре. – Я тебе целый день звонила.
Скинула ботинки и подошла к комнате дочери, где горел свет.
– Можно?
Ответа не последовало.
Вероника заглянула. Тоня сидела за столом в наушниках, спиной к ней и, поставив одну ногу на стул, что-то писала.
– Тонь. То-ня.
Девочка не поворачивалась. Вероника подошла и прикоснулась к плечу – девочка вздрогнула и подскочила на стуле:
– Блин! – она с отвращением полыхнула глазами и стянула наушники.
– Ты что?
– Трындец, ты меня напугала.
– Прости, я зову тебя, зову.
– Я не слышала.
– Я писала тебе сегодня, ты не ответила.
Девочка промолчала.
– Ты таблетку выпила?
– Выпила.
– Вовремя?
– Тебе спросить, что ли, больше не о чем?
Вероника растерялась:
– Почему не о чем? Но это важно. Важно пить их по часам.
Вышло как-то вязко и отвратительно менторски. Тоня иронично вскинула брови:
– Кому важно?
– Тебе важно, Тоня. – Вероника хотела быть убедительной. – Иначе всё лечение может оказаться зря.
– А сейчас не зря? Сейчас, типа, у меня всё норм, – девочка покривилась и хмыкнула в книгу.
– Тоня, это, возможно, долгий процесс.
– Какой долгий? – девочка резко развернулась. – На фига тогда мне эта твоя отрава? У меня от неё всё чешется.Ты это видела? Что это? – она подняла указательным пальцем бровь.
– Что, Тоня, я не вижу.
– Очки надень. Что тут не видеть. Что это за фигня? Это от таблеток твоих. Она не пройдет теперь. Я теперь ещё и с бородавками на лице ходить буду? На фига мне такое лечение? Чтобы я совсем уродиной была?
Голос балансировал, норовя сорваться в крик или слезы.
– Тоня.
– Что "Тоня"? Что мне с этим теперь делать? Куда я такая пойду? От этой дряни я только пухну и потею, у меня всё чешется. Я мокрая и вонючая. Я ненавижу
– Тоня.
– Что "Тоня"?! Я говорила тебе: я не буду это пить. Я тебе говорила?! Сама пей эту свою дрянь!
– Тоня, но больше ничего нет
– Так и не надо ничего! Не надо. Я тебя просила?
– Но нужно же что-то делать?
– Сдохнуть нужно.
– Что ты говоришь? – между лопаток заерзали мелкие тоскливые мурашки.
– А что такое? – насмешливо протянула девочка, развернувшись прямо на неё. – Что это тебя вдруг забеспокоило? Раньше тебе не было дела.
– Ну как мне до тебя не было дела? – Вероника удивилась. – Я всю жизнь с тобой.
– Какую жизнь? Что ты обо мне знаешь?
– Тоня, я о тебе всё знаю, я родила тебя и живу с тобой всю жизнь, – она улыбнулась, почувствовав надежную опору в этой неоспоримой правде.
– Да у нас с тобой не было никогда нормальных отношений! – вдруг взвилась девочка. – Ты ничего обо мне не знаешь! Ты ни друзей моих не знаешь, ни в каком я классе учусь. Ты ни на одном собрании не была! Я пишу, как придурок. Ты что, к логопеду не могла меня отдать?!
– Ты в девятом классе. Я не могу ходить на все собрания. Я работаю.
– Вот и работай дальше, – девочка отвернулась и натянула наушники.
Вероника устало качнулась:
– Таблетку выпей, пожалуйста.
Она занесла сумки на кухню, включила воду и привычно потянулась к запястью. Кроме синего чернильного крестика, поставленного, чтобы не забыть вернуть долг, на нём ничего не было. Она поставила ещё два: забрать часы из ремонта и зарядить телефон.
Глава 4. Пальто
Она очень устала. Но уснуть не могла. Лежала, прислушивалась к звукам за стеной. Музыка в Тониных наушниках угадывалась по смене не прекращающихся однотипных прессующих наплывов и вакуумов. Глухо стучало, скрипело, периодически двигалось и падало что-то тяжелое.
Боролась с желанием напомнить, что уже много времени, нужно отдыхать, завтра рано выходить, школа, но не решалась. Не хотелось, чтобы естественная просьба о ночной тишине превратилась в повод снова вспомнить накопившиеся обиды. Или просто не хотела вставать. Крутилась, перебирала подушки. В конце концов поднялась, дошла до соседней комнаты, немного посомневалась, нужно ли стучать, заглянула. Девочка по-прежнему сидела спиной к двери, качала замысловатой гарнитурой на голове и что-то чертила.
Вероника не стала ее окликать, походила туда-сюда по коридору, выбирая, на что решиться. Отвага поиссякла, и она грустно вернулась к себе. Заколола потуже волосы, взяла телефон и стала перебирать планы на завтрашний день. Тут же, как всегда, когда она переставала усиленно думать о проблеме, пришло решение. Быстренько набрала: "Тоня, разбуди меня, пожалуйста, завтра, как встанешь. У меня что-то с телефоном". Знала, что наверняка проснется раньше, но это был проверенный бесконфликтный способ поговорить, выяснить, что они не в ссоре, подтвердить свое расположение и доверие и заодно напомнить о раннем подъеме.