"Чатос" идут в атаку
Шрифт:
Выходя из атаки, Рыбкин на какое-то время потерял из виду Сардино. Неужели сбит? Резко развернув истребители, они с Божко вновь устремились к противнику. И тут Рыбкин увидел испанца: пристроившись вплотную к горящему разведчику, Луис сек его пулеметным огнем.
Подойдя слева, Рыбкин и Петрович несколькими очередями добили «хейнкеля». Волоча за собой мохнатый. хвост дыма, объятый пламенем самолет устремился к гранитным скалам Сьерра-де-Гвадаррама. Луис, стреляя, помчался за ним. Охваченный азартом, он не замечал сигналы Рыбкина. «Если разведчик взорвется в воздухе, Луису несдобровать», — заволновался Леонид. Наконец у «хейнкеля» начали разрушаться рули высоты. Только
Звено легло на курс к Сото. «Наши, наверное, уже псрнулись», — устало подумал Рыбкин. Он отдал ручку управления от себя и повел звено на снижение. И в этот момент с запада появились два самолета. Повисшее над горами солнце било в глаза, и летчики не смогли рассмотреть тип и принадлежность приближавшихся машин. Только когда огненные трассы протянулись к И-15, стало ясно, что перед ними противник.
Бой завязался почти над самой землей. После нескольких атак самолету Петровича перебили расчалку правого крыла и срезали ветровой козырек. Божко вынужден был выйти из боя. Но и «фиаты» стали уходить. Рыбкин с облегчением вздохнул: горючее и боеприпасы были на исходе. Он дал сигнал Сардино пристроиться. Но тот как с цепи сорвался. Прижав истребитель к земле, испанец устремился вдогонку за фашистами. Рыбкина бросило в жар. Он развернул свой самолет и погнался за Луисом в надежде вернуть его.
Проскочив линию фронта, фашисты, видимо, почувствовали себя в безопасности и ослабили внимание. Тут их и нагнал Сардино. Он влепил очередь в идущий сзади истребитель. Пылающим костром тот рухнул на землю. Ликующий Луис проскочил мимо Рыбкина и, петляя над землей, понесся к Сото. Догнать его Леониду удалось только уже возле своего аэродрома.
Зарулив самолет на стоянку, Сардино выскочил из кабины. Сорвав с головы шлем, он так трахнул его о землю, что стекла летных очков разлетелись на мелкие куски.
— Виктория! Победа! — радостно закричал он, не замечая удивленных взглядов товарищей.
— Что случилось, Луис? — спросил Серов. Вместо ответа испанец бросился к Анатолию и стал его целовать. Затем заключил в объятия Петровича.
— Викториа! Викториа!
Подрулил только что приземлившийся Рыбкин. По его недовольному лицу Еременко догадался, что в воздухе что-то произошло. Увидев валявшийся на земле шлем и осколки от летных очков, Рыбкин молча направился к своему самолету. Взяв в бортовом брезентовом кармане французские светофильтровые очки, предмет зависти друзей, он протянул их Луису. Обрадованный Сардино стал благодарить своего командира. Но Леонид проговорил строго:
— Если ты еще раз попробуешь вести себя в бою так неосмотрительно, то я своими собственными руками оторву тебе голову.
Услышав это, летчики громко рассмеялись. Дело в том, что привести свою угрозу в исполнение невысокому Леониду было бы не так-то просто. Ему пришлось бы притащить стремянку, чтобы достать до буйной головы своего ведомого.
Еременко, выслушав доклад Рыбкина, в свою очередь возмутился:
— Подумать только! Проходу мне не давал, все в бой рвался, а пустили в воздух — вон что откаблучивает.
Командир эскадрильи еще долго отчитывал Сардино. От веселья Луиса не осталось и следа.
— Отстраню от полетов! — под конец пригрозил ком-эск. Но, увидев огорчение Луиса, смягчился: — Ладно. На первый раз простим тебя. Летай. Но запомни: в воздухе необходима строжайшая дисциплина. Понял?
Когда Сардино ушел, Рыбкин, улыбаясь, сказал Еременко:
— Храбрый парень! Впился в фашистского разведчика — не оторвешь. А потом эти «фиаты»… Я так за него переволновался. Ведь в два счета сшибить могли!
Еременко
— Ты вот что — ему пока такие комплименты не говори. Не то он в следующий раз фашисту на спину залезет. Учить его еще следует…
Брунетский выступ продолжал оставаться центром притяжения противоборствующих сторон.
К исходу дня в районах Вильянфранка, Романильос, Боадилья с новой силой разгорелись ожесточенные бои. Противник ввел в действие крупные силы бомбардировщиков. Он пытался сорвать атаки республиканцев, которые стремились прорваться к тыловым коммуникациям фашистских войск, стоявших у стен Мадрида еще с осени 1936 года.
Смеркалось. Эскадрилья Еременко была приведена в готовность номер один. Заботливый майор Альфонсо вместе с официантками Терезой и Сильвией объезжал стоянки, чтобы покормить ужином летчиков, безотлучно находившихся в кабинах истребителей.
И вот над Сото вспыхнули и рассыпались зеленые ракеты. Не успели они догореть, как один за другим взревели моторы. Вторая серия ракет — и истребители пошли на взлет. Эскадрилья легла на курс к высотам Москито и Романильос.
Фашисты не ожидали появления республиканских истребителей в такое позднее время. Эскадрилья подошла к горящей Боадилье, когда солнце уже наполовину скрылось за отрогами гор. Внизу, где вместе с испанскими частями наступали 13-я и 15-я интернациональные бригады, бушевало море огня. Горели оливковые рощи и посевы пшеницы, горела земля. Дым застилал горизонт. Даже на полуторакилометровой высоте летчики ощущали запах гари.
С запада, освещенные лучами заходящего солнца, группами наплывали фашистские бомбардировщики. Они с ходу вываливали свой груз на дорогу Брунете — Боадилья и на боевые порядки республиканцев.
Над высотами Москито и Романильос «чатос» атаковали противника. Еременко со своими ведомыми Кузнецовым и Карповым и звено Рыбкина связали боем истребители прикрытия. Звенья Серова и Сорокина ударили по бомбардировщикам.
В начале боя от Еременко отсекли Ивана Карпова. Рядом держался только Виктор Кузнецов. За время совместныхполетов они хорошо научились понимать друг друга. И когда перед ними оказались шесть «фиатов», командир эскадрильи смело пошел вперед, зная, что Виктор его прикроет сзади.
Фашисты разделились. Два «фиата» нырнули вниз, а четыре других устремились вверх. «Чатос» ринулись вслед за четверкой. Один из фашистов был сразу прошит очередями Виктора Кузнецова. Другой кинулся под защиту пулеметов своих бомбардировщиков и истребителей, разворачивавшихся на запад. Еременко устремился за ним. На огромной скорости, почти в отвесном пике, они неслись к земле. Центробежная сила вдавила Еременко в сиденье. Ручка управления забилась в ладони.
Проскочив строй «юнкерсов», отбивавшихся от республиканцев, «фиат» начал выходить на вертикаль. Но трассы И-15 преградили ему путь. Фашистский летчик вновь бросился вниз. «Опытный черт, вон как пилотирует», — мелькнуло в голове у Еременко. Порядком уставший за день комэск сосредоточил все внимание на «фиате» и зубчатых высотах, к которым приближались их самолеты. В прицел легли распростертые крылья фашистской машины. Еременко нажал гашетки. Пулеметные очереди распороли «фиата». Выбросив в воздух огненный хвост, он пошел к земле. В этот момент по выходящему из пике истребителю комэска, как горох, застучали пули: другой самолет противника зашел ему в хвост. Еременко рванул рули вправо. Он успел заметить пронесшийся мимо пылающий вражеский истребитель, за, которым шел, стреляя в упор, «чато» Божко Петровича. «Спасибо, друг. Выручил!»