Чаячий Мост (Химеры - 1)

Ракитин Андрей

– Лучше уж я сам их сожгу, - сказал он негромко.
– По крайней мере, у меня на это больше прав, чем у кого бы то ни было. Даже у вас, моя дорогая...

Алиса смотрела на него, не отводя глаз, и молчала. Она сразу узнала его, хотя он изменился неуловимо и резко - только глаза остались прежними: серые, с больной желтизной у зрачков.

В последний раз они виделись года три назад, на Капитуле. Разговор был тяжелый, нет, не разговор, скандал. А потом он ушел. Потом... она ничего не могла сделать. Эта история в Эйле. Кроваво и грязно, но он не совершил ничего такого, что

дало бы Капитулу право... а жаль. За него стеной стоял город - еще бы, он же почти выбил Хартию Вольности... Хальк все еще является Магистром это звание нельзя ни купить, ни отнять - разве что вместе с головой.

Хальк усмехнулся странно и язвительно.

– Ерунда это все, - сказал он, пожав плечами. Глаза его щурились на огонь: от писем осталась горстка пепла, Хальк держал в руках последнюю страничку, уже тлеющую с угла, и кривящимися губами читал про себя угловатые бледные строчки.
– Делать мне больше нечего, как отнимать у тебя любимые игрушки.
– Листок догорел, Хальк по-мальчишечьи лизнул обожженные пальцы.
– Хочешь быть королевой - ради Создателя, будь.

– Ты говоришь об этом так, будто я не имею права на эту корону.

– А ты полагаешь, что королева без государства - это нормально? Прости, но это забавы для убогих.
– Он поворошил угли.
– Мне грустно, потому что я знал тебя другой. Мне горько, но ты разменяла себя на медяки.

– Тогда вокруг меня были другие люди.

– Где же они теперь?

– Ты знаешь об этом не хуже меня.

Он кивнул. Вынул из кармана куртки желтое крупное яблоко, с хрустом надкусил. В покое запахло кисловатой свежестью. Хальк улыбнулся:

– Славные в твоем саду яблоки. Совсем как там, в Эйле... Помнишь?..

– Нет, - сказала она отчужденно и встала.
– Не помню. Не хочу помнить. Мне больно.

– А чего ты ждала? Когда перестанет болеть, значит, ты и вправду мертва. Впрочем, сейчас, - он усмехнулся и прибавил ядовито: - сейчас, как говорят лекаря, "пациент скорее мертв, чем жив".

Алиса проглотила тугой комок обиды. Стояла над Хальком и думала, что вот у него в волосах седина, хотя ему только двадцать пять, если она помнит верно, и они не виделись столько лет... И, о Боже, если бы она однажды приняла его условия игры, все эти годы он был бы рядом. И не было бы ни Круга, ни Яриса, ни этого венца. Ни пустоты вокруг и внутри и глухого, беспощадного одиночества. Как больно, что Хальк и это о ней знает...

– Ты зачем сюда пришел?
– спросила она со внезапным ожесточением. Исповедовать меня?

– Упаси Боже, - Он в притворном ужасе заслонился ладонями.
– Знаю я, что такое быть у тебя жилеткой.

– Тогда зачем?

– Подожди, - он протестующе покачал головой. Догрыз яблоко, вытряс семечки на ладонь и точным движением ссыпал их в рот. После поднялся и пошел к дверям, туда, где оставил, когда вошел, плащ. Он поднял и развернул закутанную в ткань тяжелую, багряно-черную розу на длинном шипастом стебле. На этот стебель, словно на клинок шпаги, была надета хартия.

– Возьми, - протягивая Алисе розу цветком вперед, словно рукоятью, сказал Хальк.

– Что это?
–

Она сняла и развернула скрипт.

"Досточтимой Хозяйке вместе с ленной клятвой..."

– Ты сошел с ума! Звание Магистра - пожизненно...

– Нет ничего такого, от чего нельзя было бы отказаться. Завтра я объявлю об этом на коронации. Сегодня - тебе. Пусть все будет честно.

Алиса молчала. Шипастый стебель колол ей пальцы, рука дрожала. Алиса кусала губы, чтобы не расплакаться.

– Завтра тебе придется назвать причину.

– Я скажу, что смертельно болен.
– Хальк улыбнулся.

– Это правда?

– А вам не все равно?

– Какова же правда? Я имею право знать.
– Алиса словно забыла о только что сказанном: звание Магистра - пожизненно, и никакая болезнь не может служить причиной отказа от него. Только смерть.

– Ты знаешь, - сказал Хальк, отводя глаза. Впервые за весь разговор ему сделалось жаль ее.
– Ты знаешь, но боишься признаться себе в этом. Все очень просто. Я не хочу быть Магистром при такой Хозяйке. Во-первых. Во-вторых, я не собака и мне не нужен Хозяин. И еще. Я никогда не понимал, как можно быть под каблуком у человека, который не вызывает у тебя ничего, кроме снисходительной жалости. Кстати, так же думает и половина Круга. Прости.

– Да...
– со вздохом сказала Алиса. Смысл сказанного еще не дошел до нее. Так всегда случается, когда боль сильнее, чем это можно вынести.
– Ты честен. Хотя и жесток.

Губы Халька искривились.

– Не спрашивайте, и мне не придется лгать.

Алиса оцепенела: ей было нечем дышать. Пальцы судорожно дергали ворот. Она ждала чего угодно, но цитировать вслух только что сожженные письма - это, пожалуй, слишком...

– Все?

– Не все, - голос Алисы был ровен и сух. Глаза блестели.
– Завтра тебя убьют. Ярран.

– Ну что же.
– Хальк пожал плечами.
– Один из немногих достойных среди прочих бездельников. Честный, а это нынче большая редкость. Пускай.

Он ушел, не прощаясь. Алиса так и не поняла, был ли этот разговор на самом деле или же всего лишь приснился. Но черная роза лежала у нее на коленях и в камине, догорая, звонко потрескивал невесомыми чешуйками пепел.

Она лежала в темноте, вытянувшись под одеялом, и следила, как перемещаются по потолку смутные тени веток. Сон не приходил, и, чтобы избавиться от тоски, Алиса перебирала в памяти недавний разговор.

От него остался горький осадок незаслуженной обиды и растоптанной гордости. Все равно как если бы ее прилюдно высекли. Когда-то давно, когда она только начинала войну за свое королевство, с ней случилось нечто подобное. Её высекли у позорного столба, как воровку. Плетью. И те, кто предал ее, стояли и смотрели. Тогда ей казалось, она не переживет этого стыда. Шрамы на спине не изгладились до сих пор, потом к ним прибавились другие; пальцы Яррана вздрагивают, натыкаясь на рубцы...

Теперь у Халька жена. Он привез Алису в Эрлирангорд и бросил, бросил ради этой доброй дуры, и плевал на нее до тех пор, пока она не добилась короны. Да, раньше вокруг нее были другие люди...