Чаячий Мост (Химеры - 1)
Шрифт:
Огонек прыгал и рвался, привязанный к фитилю. Окна глиняного домика сияли: там, за перекрестьями рам, текла своя жизнь. Сабина отвела глаза, качнула пальцами шар на елочной ветке. Отсветы побежали по стенам.
– Славный мальчик, - ответила Сабина с неохотой; Алиса так и не поняла, правду сказала сестра или же солгала. А впрочем, какая разница...
– Сколько ему?
– Пятнадцать.
– Он был на восемь лет младше ее. Сперва эта разница беспокоила Алису, она изо всех сил пыталась противостоять событиям - до тех пор, покуда они сделались неуправляемы.
– Пятнадцать...
– повторила Сабина задумчиво.
– А знаешь, ведь он любит тебя.
Алиса выдавила из себя смешок.
– Издеваешься?
– Вовсе нет. Я не слепая.
– Вот уж не ожидала.
– Алиса зябко поежилась. Потерлась затылком о колени сестры. Солгать не получилось.
– Он сам тебе сказал об этом?
Лицо Сабины сделалось отчужденным. Взлетели возмущенно золотые ресницы, растерянно дрогнул рот.
– Знаешь, - сказала она холодно и чуть удивленно.
– А ты стерва.
– Я - всякая.
– Алиса села.
– Кровь, видишь ли, обязывает.
Она редко говорила об этом, но помнила - всегда. Кровь Ондага Несокрушимого - и много неизмеримо, и ничтожно мало, ибо кто теперь осмелится встать под ее знамена? Знамена, которых все равно что нет.
О Боже милосердный, как холодно дышит в затылок Забвенье...
Ей всегда была безразлична мысль о власти. Безразлична относительно, поскольку недостижима. В этом заключалась высшая истина и свобода: желать только того, что возможно. Так было до тех пор, покуда она была одна. Сестра была далеко и могла помочь только словом. Может быть, потому Алиса и не спешила делиться с Сабиной своими заботами. Она не знала, как объяснить сестре, которая, на самом деле, немногим от нее отличалась, что дело заключается не только в крови.
Они были не такие, как все. Они умели видеть и чувствовать то, что было недоступно остальным. Они знали путь туда, где ветер пах солью незнакомых морей и над миром светили чужие звезды. Они умели жить там, оставаясь по эту сторону стекла.
Пасынки птиц. Выродки. Нелюди. Точнее - не люди. Так говорили о них те, кто не понимал и боялся. И лишь немногие из тех, кто испугался всерьез, поняли, что единственный выход и спасение - уничтожить их.
Прежде Алису мало занимало все это. Она жила, как жилось, не особенно задумываясь над причинами происходящего. Да, собственно, ничего и не происходило. Беда была далека и почти неосязаема; домысел, не больше. И Алиса позволила себе забыть об этом.
Потом появился Хальк. И она опять стала думать о том, что таких, как они, очень мало и что если они не будут вместе, их растопчут. А Хальк оказался хорошим учеником.
Впрочем, несмотря на все тревоги, они были счастливы в эту зиму. Она и Сабина. Им некуда было торопиться, и они тратили себя и время бездумно, щедро. Алисе некогда было думать о Хальке. Тем более, что Сабина не ревновала ее к нему.
Хальк был рядом. Всегда. Она не замечала его. Хотя, если бы он вдруг
Она жила нараспашку и не подозревала, что за спиной - пропасть. Шаткие перила мостика над заснеженным парком.
Февраль пришел неожиданно. Зеленые штандарты закатов реяли над его полками. Февраль взял город в осаду деловито и незаметно, и сугробы сделались ноздреватыми и серыми, а ветер - сырым. Беспокойное предчувствие весны пятнами солнца лежало на мокрой черепице крыш и звенело и булькало то и дело застывающей от мороза капелью. Неустойчивый, призрачный, непостоянный месяц предал Алису, а она никак не могла понять, что предательство - совершилось.
Его звали Клод. Ему было тридцать три - время побед и свершений, возраст Христа, порог, за которым - или смерть при жизни, или... Что "или" - он не задумывался. Подвигов не уготовила ему судьба, хотя печать древней крови лежала и на его лице неизгладимой тенью. И глаза его были зелены, как облака на закате. Алиса смотрела на него и думала, что умрет, если потеряет этого человека.
Они шли пустыми закатными улицами, мерзлая земля пела под сапогами. После вчерашней оттепели было скользко, Алиса судорожно вцепилась в руку Клода. Они шли и молчали. Клод не глядел на нее. Город распахивался им навстречу, Серебряная Башня светилась над крышами яростным белым огнем, и только шпиль ее сиял - как глаза северного князя.
– Я уезжаю завтра, - сказал он.
Алиса не ответила. Ей казалось, еще минута, и она упадет. Ноги не держали ее.
– Это невозможно...
– К сожалению, это так. Дела... Напишите мне.
– Ни за что, - с ожесточением проговорила Алиса.
– Не терплю писем. Они лгут. Потом, при встрече, все оказывается по-другому.
– Обещаю, что не буду лгать вам.
– Клод остановился, внимательно заглядывая Алисе в лицо. Она была бледна, и глаза посветлели - осколки янтаря на белом пятне лица.
– Боже мой, - прошептала Алиса.
– Зачем вы издеваетесь надо мной? Неужели вы не понимаете, что я люблю вас?!
Клод молчал. Потом кивнул подбородком на идущего чуть впереди вместе с Сабиной Халька:
– Давно ли вы говорили ему то же самое?
Алиса закрыла глаза. Ресницы были мокрыми. Она не имела права плакать сейчас, это было бы бесчестно. Форс-мажор, игра без правил...
– Пощадите меня, - сказал князь.
– И его, если он вам хоть сколько-нибудь дорог.
– Он - ученик.
– Алиса...
– Клод вздохнул длинно и непонятно.
– Вам не кажется, Алиса, что это слишком дорогая цена за знание? К тому же, простите, мне следовало бы сразу сказать вам... Ваша сестра оказала мне честь выйти за меня замуж.
Алиса стояла и смотрела на него, ничего не понимая. Потом лицо ее дрогнуло.
– Будьте вы прокляты, - прошептала она и, вырвав руку, быстро пошла вперед, оскальзываясь на неровном льду. Хальк окликнул ее, но она не остановилась.
– Ненавижу!! Ненавижу, ненавижу...
– беззвучно кричала она и кусала губы.