Чайковский в Петербурге

Конисская Лидия Михайловна

Жорж Чайковский (Публикуется впервые).

О следующем пребывании Чайковского в Петербурге в октябре 1886 года читаем опять в его дневнике: «18 окт. Приезд… Завтрак у Ник. Ил. Жоржик. С Модей домой.

20 октября… После чаю и чтения газет ушел гулять. Чудная погода. Летний сад. Набережная. Невский… Вас. Остров. Петербургская сторона. Опять Васильевский… Домой».

21 октября Чайковский

был в Мариинском театре, где слушал оперу «Руслан и Людмила».

22 октября во втором русском симфоническом концерте присутствовал на исполнении своей Первой симфонии.

«24 окт. Утром у Направника… у Павловской. Вечер у Корсакова. Лядов, Глазунов.

25 октября. Репетиции в зале Консерватории. Овация оркестра.

27 окт. Репетиции симф. оркестра в зале Кононова. Стасовы, Балакирев, Глазунов и т. д.».

И 25 октября в консерватории, и 27–го в зале Кононова (бывшем зале Руадзе) на Мойке (д. 61—там, где теперь Электротехнический институт связи имени М. Д. Бонч–Бруевича) репетировались произведения Римского–Корсакова, Мусоргского, Глазунова, Глинки, Балакирева, Кюи, Щербачева, которые были исполнены 29 октября в третьем Русском симфоническом концерте.

Почему «овации оркестра» в адрес Чайковского? Очень уж любим был Петр Ильич оркестрантами, и, естественно, его неожиданное для них появление в Петербурге и на репетиции вызвало эти овации.

«28 окт. Утром занимался (чудеса, — ухитрился в Петербурге поработать!). Погода хорошая. После домашнего завтрака гулял. Был у Всеволожского… На Невском встретил Глазунова и должен был с ним всю Садовую пройти… Обед у Направника. Был в Мариинском театре. «Фауст» Гуно.

31 окт. Вечер у Балакирева (на Коломенской улице, 87, кв. 7. — Л. К.). Вся кучка, кроме Кюи и Бородина».

5 ноября было четвертое собрание камерной музыки, посвященное Чайковскому. Исполнялись квартет, трио и мелкие вещи. «Энтузиазм был искренний, и я вышел оттуда подавленный чувством умиления и благодарности».

«8 ноября. Дома, где все уже было уложено для отъезда, нашел письмо от Всеволожского с приглашением на воскресенье потолковать о балете. Пришел в отчаянье, но решил остаться. Побежал к Всеволожскому. Тут же Петипа и Фролов и мы немедленно приступили к обсуждению. Отказ мой от ,,Саламбо“».

Надо сказать, что новый директор императорских театров И. А. Всеволожский очень высоко ценил и любил музыку Чайковского.

В эти дни особенно возросла популярность Петра Ильича в Петербурге. Он окружен симпатизирующими ему людьми. Всеволожский нетерпеливо ждет нового балета. Все складывается хорошо и радостно.

В те же дни он неожиданно получил через Стасова премию «от неизвестного мецената» — за лучшее симфоническое произведение года. Этим меценатом был М. П. Беляев — музыкально–общественный деятель, лучшим произведением на этот раз признали «Манфреда».

Несколько слов о самой симфонии. Еще в 1882 году Балакирев посоветовал Чайковскому написать программную симфонию «Манфред» по Байрону. Затем во время пребывания Петра Ильича в Петербурге Балакирев снова стал убеждать его писать симфонию на эту тему. И вскоре прислал программу ее, где указал даже тональности, в которых должны были быть

написаны части «Манфреда».

Чайковский очень неохотно принимался за работу. Он любил музыку Шумана к «Манфреду», а кроме того, не хотелось писать программную музыку — музыку на определенный сюжет, по определенной программе. Всегда он говорил, что чувствует себя «бесконечно свободнее в сфере чистой симфонии», что «какую-нибудь сюиту» ему «во сто раз легче написать».

В конце концов он принялся за сочинение лишь потому, что обещал это Балакиреву.

13 сентября 1885 года Чайковский написал ему: «Желание ваше я исполнил. «Манфред» кончен… я просидел, можно сказать, не вставая с места почти четыре месяца… Никогда в жизни я так не старался и так не утомлялся от работы…» Но придерживаться тональностей, рекомендованных Балакиревым, Чайковский не стал. Произведение это он посвятил Балакиреву.

Исполненный в декабре 1886 года, «Манфред» вызвал восторженный отзыв Цезаря Кюи. Ему понравилось все, особенно же скерцо. «Критику, — писал он, — по отношению именно к этой части симфонии придется ответить на вопрос: „Чего желаешь ты?” — „Только слушать».

Чем объясняется такой необычайный для Кюи по отношению к Чайковскому отзыв, неужели он поверил наконец в талант теперь всеми признанного композитора?

Нет, все объяснялось проще. Кюи оставался верен традициям «Могучей кучки», а «кучкисты» ценили больше всего именно программную музыку. Кроме того, сюжет этот подсказал Чайковскому Балакирев, авторитет которого был для членов «кучки» долгое время непререкаемым. Да и посвящен «Манфред» был ему же. Как тут было не хвалить!

9 ноября Чайковский уехал и через несколько дней записал в дневнике: «Все сильнее и сильнее чувствую охлаждение к Москве. Подумываю о Питере».

Доброе чувство к Петербургу видно и в письме к Н. Ф. фон Мекк:

«Хотя я очень устаю и утомляюсь в Петербурге, — писал Чайковский, — но не могу не сказать, что меня трогает глубокое сочувствие, которое я встречаю здесь повсюду, во всех кружках и сферах, с которыми сталкиваюсь. Приписываю это тому, что мою музыку здесь очень любят, и это, конечно, глубоко радует меня. Как далеки те времена, когда о постановке новой оперы мне приходилось хлопотать и просить! Теперь они еще ненаписанную оперу уже включают в репертуар будущего сезона и собираются роскошно обставить ее» (речь идет об опере «Чародейка»).

Опера Чайковского «Чародейка» действительно в то время была еще далеко не окончена.

Начал ее композитор в сентябре 1885 года. К 18 августа 1886 года были закончены эскизы, а партитура — только 6 мая 1887 года. Такая медленная для Чайковского работа объяснялась тем, что его задерживал драматург И. В. Шпажинский, переделывавший свою трагедию в оперное либретто. Кроме того, композитору много раз приходилось прерывать работу из-за разных поездок.

В мелодраматическом сюжете. «Чародейки» композитора привлекала, как всегда, главная женская роль, и хотя у Шпажинского кума Настасья является «гулящей бабой», Чайковский считал, что в глубине ее души «есть нравственная сила и красота, которой до этого случая только негде было высказаться. Сила эта в любви».