Чайковский в Петербурге

Конисская Лидия Михайловна

«По моему глубокому убеждению, — писал Петр Ильич в дневнике, — Моцарт есть высшая кульминационная точка, до которой красота досягала в сфере музыки. Никто не заставлял меня плакать, трепетать от восторга, от сознавания близости своей к чему-то, что мы называем идеал, как он… В Моцарте я люблю все, ибо мы любим все в человеке, которого мы любим действительно».

«Моцартиана» имела большой успех. Овации на репетиции не уступали овациям на концерте.

На другой день после концерта Петр Ильич угостил ближайших родных и друзей обедом в гостинице «Россия». Он был весел и все уговаривал очень

полного Лароша пуститься вприсядку.

Г. Ларош и А. Глазунов.

Во время своих приездов в Петербург Петр Ильич по–прежнему останавливался в доме № 15 на углу Фонтанки и Итальянской (теперь улица Ракова), у Модеста Ильича.

Обстановку, в которой находился там композитор, подробно описал в своих воспоминаниях В. В. Ястребцев, которому довелось побывать у Модеста Ильича:

«…Еще не было и половины девятого, когда я позвонил к нему… вышел лакей и на вопрос мой, можно ли видеть Петра Ильича, сообщил, что «барин еще спят», но что если я хочу повидать его, то чтобы зашел «через часок». «Вчера, — добавил он, — Петр Ильич поздно легли, так как в доме был пожар». Через час я снова был у него дома.

На этот раз меня приняли. В ожидании Чайковского я вошел в кабинет. Это была большая, высокая, роскошно убранная комната, вся устланная ковром; посредине ее стоял большой старинный письменный стол, украшенный портретами и бронзой и заваленный всякого рода письменными принадлежностями. По стенам стояла мягкая мебель, обитая дорогой темно–зеленой материей, и несколько этажерок, частью пустых, частью с нотами. Слева от входа помещалось изящное пианино, на котором лежала оркестровая партитура «Чародейки». Стены были украшены картинами в золоченых рамах; кроме того, над одной из этажерок висела чья-то гипсовая маска, увенчанная лавровым венком».

В 1888 году Чайковский приехал в Петербург всего на четыре дня, с 8 по 11 июня, «почти единственно для того, — как писал он, — чтобы исполнить давно уже данное обещание. В Павловске теперь играет оркестр г. Лаубе.

Этого Лаубе взяли туда по моей рекомендации (я познакомился с ним в Гамбурге), и он много раз убедительно просил приехать послушать его исполнение. Так как, кроме того, мне нужно было повидаться теперь с человеком, ведущим переговоры относительно моей поездки в Америку, то я предпринял поездку в Петербург. Она оставила во мне приятное воспоминание.

Благодаря чудесной погоде и экскурсиям в Царское, Павловск и Петергоф, я провел время очень приятно.

Теперь с удвоенным усердием примусь за работу. Мне приятно было послушать в Петербурге хорошей музыки, ее там летом очень много. В этом отношении Москва ужасно отстала от своего соперника.

Оркестр Лаубе в Павловске превосходен».

В начале ноября того же года Петр Ильич приезжал в Петербург для участия в концерте филармонического общества.

Исполняться в этом концерте должна была Пятая симфония — новое гениальное произведение великого композитора. «Я непременно буду писать симфонию», — сообщал Чайковский брату Модесту ранней весной 1888 года. Если некоторые свои

произведения он писал по заказу, то симфонии создавал всегда, когда нарастала глубокая внутренняя потребность высказаться посредством музыки.

Вернувшись из четырехмесячной заграничной гастрольной поездки, Чайковский поселился во Фроловском, около Клина, где снял в аренду небольшой участок с домом.

Сочинять Пятую симфонию он начал в мае. Сначала работалось медленно, с трудом, но потом вдохновение пришло к нему. В двадцатых числах июня симфония в эскизах была окончена, а к середине августа инструментована.

Раньше сомневавшийся в себе, Чайковский, которому вдруг начинало казаться, что он «исписался», теперь сооб–щал о новой симфонии: «…она, слава богу, не хуже прежних. Это сознание очень для меня сладостно».

Московские музыкальные друзья были от симфонии в восторге. Композитор же еще не раз менял о ней свое мнение.

Итак, концерт, который состоялся 5 ноября 1888 года, принес композитору не меньший успех, чем концерт 5 марта 1887 года. Овации были, пожалуй, еще более шумные.

После симфонии под туш оркестра и гром рукоплесканий Чайковскому поднесли множество цветов.

Делегация от филармонического общества вручила ему адрес о избрании его почетным членом общества.

Однако не все рецензенты, писавшие отзывы в петербургских газетах, были довольны новым произведением.

Иные утверждали, что Пятая «уступает достоинствам его Второй и Четвертой симфоний, в ней заметны повторения того, что сказано Чайковским раньше» («Новое время», 1888, 6 ноября).

В газете «День» рецензент возмущался: «Симфония с тремя вальсами и притом с инструментовкой, рассчитанной на самый пошлый эффект!.. Не доказывает ли это полный упадок таланта?»

Кюи тоже был недоволен: «…форма вальса тесная и легкомысленная. Место вальса в сюите, а не в симфонии, которая да сохранит навсегда свою строгую и серьезную порядочность формы» — и далее объявлял свой беспощадный приговор: «…в целом симфония отличается безыдейностью, рутиной, преобладанием звука над музыкой… и слушается с трудом».

В другой газете Н. Соловьев давал о концерте полный и подробный отчет. «…Этот обширный концерт был составлен из произведений г. Чайковского, который взял на себя дирижирование оркестром. Публика отнеслась к нашему композитору с редкой сердечностью и разразилась громкими и нескончаемыми аплодисментами, когда члены филармонического общества поднесли ему почетный диплом.

Подношение двух венков и лиры послужило опять поводом к самым горячим выражениям сочувствия со стороны публики.

Оркестр исполнил симфонию очень хорошо.

К сожалению, того же нельзя сказать об «Итальянском каприччио», которым закончился концерт, оно прошло довольно бледно…

Впрочем, это можно объяснить непомерным утомлением исполнителей, так как концерт длился чрезвычайно долго. Одно первое отделение продолжалось без малого два часа. При этих условиях устанешь слушать, а не только что играть» («Новости и Биржевая газета», 1888, 7 ноября).

Действительно, в те времена программа была непомерно велика: Пятая симфония, Второй фортепианный концерт, ария из «Орлеанской девы» да еще «Итальянское каприччио».