Чайная роза
Шрифт:
— Ник, это я, Фиона. Ты слышишь меня? Ответь мне, Ник, пожалуйста, ответь мне.
Веки Сомса затрепетали. Он проглотил комок в горле и прохрипел:
— Уходи, Фи.
Его губы потрескались, рот пересох. Девушка побежала в ванную, нашла стакан и наполнила его водой. Вернувшись, она приподняла голову Сомса и прижала стакан к его губам. Ник вцепился в него и с жадностью выпил. Потом закашлялся, и его начало рвать водой. Фиона повернула беднягу на бок, чтобы он не захлебнулся собственной рвотой, а потом велела пить снова, но понемногу.
— Не торопись, — приговаривала она. —
Когда Ник осушил стакан, она бережно положила его голову на подушку.
— Фиона, уйди, пожалуйста, — прошептал он. — Я не хочу, чтобы ты… Я сам могу позаботиться о себе. — Ника начало знобить. Он тщетно скреб пальцами простыни; скомканное одеяло лежало в ногах кровати. Фиона взяла его и укрыла больного.
— Вижу. До сих пор это тебе удавалось хуже некуда, — ответила она. Ник стучал зубами. Фиона села на край кровати и обняла, пытаясь согреть. — Клянусь, как только ты выздоровеешь, я убью тебя собственными руками.
— Уже не выздоровею.
— Еще как выздоровеешь! Чем ты болен? Говори сейчас же!
Ник покачал головой. Фиона готова была стукнуть его, но тут из коридора громко донеслось:
— Где все?
— Сюда! — крикнула она в ответ.
В комнату вошел лысый седобородый мужчина в очках.
— Доктор Вернер Экхардт, — сказал он. — Прошу прощения. — Потом отстранил Фиону и начал осматривать больного.
Фиона стояла в ногах кровати, обхватив локти ладонями, и с тревогой следила за тем, как немец задавал Нику вопросы, смотрел ему в глаза, массировал шею и слушал грудь.
— А это зачем? — спросила она, когда Экхардт достал шприц.
— Для укрепления сердечной деятельности, — ответил доктор. — Как долго он пробыл в таком состоянии?
— Я… я не знаю. Я видела его в прошлое воскресенье. А сегодня суббота…
Лицо доктора приняло крайне недовольное выражение.
— Я говорил ему, что это случится. Велел отдыхать и соблюдать диету. — Он достал второй шприц. — Необходимо возместить обезвоживание. Мне нужна ванночка с горячей водой, немного мыла, губка и полотенца. От лежания на мокрых простынях у него появились пролежни. Требуется продезинфицировать их, пока не загноились.
Фиона сделала то, что ей велели. Принесла все потребованное доктором и, несмотря на слабые протесты Ника, помогла Экхардту раздеть его, обмыть, сменить постель и надеть чистую пижаму. Девушка собралась с силами и не моргнув глазом смотрела на воспаленные ссадины, покрывшие его бедра и ягодицы, но при виде выпиравших тазовых костей, мосластых коленок и впадин между ребрами у нее задрожал подбородок. Она видела, что Ник худел. Видела, что на пароходе ему было нехорошо. Что-то было не так. Почему, ну почему она не заставила его признаться в болезни?
— Ну вот, уже лучше. Пусть полежит спокойно несколько минут, ладно? Чтобы лекарство подействовало, нужно время. А мы пока поговорим. Пойдемте.
Как только они вышли за дверь, Фиона схватила доктора за руку.
— Ник поправится? Он не умрет, нет?
— Кем вы приходитесь мистеру Сомсу? — спросил Экхардт.
— Я… его двоюродная сестра, — солгала она и заплакала. — Он умирает?
Доктор покачал головой:
— Нет, но он очень
— Пожалуйста, доктор Экхардт, — сказала Фиона, безумно волновавшаяся за Никласа и сбитая столку запутанным объяснением. — Что с ним? Чем он болен?
Экхардт с удивлением посмотрел на нее поверх очков.
— Сифилисом, конечно. Простите меня. Я думал, вы знаете.
— Мисс Финнеган, заберите его отсюда немедленно! — крикнула миссис Маккай. — Это позор! Безобразие! Чтобы духу его в моем доме не было!
Фиона сидела на канапе Ника.
— Миссис Маккай, — сказала она, пытаясь справиться с гневом, — я не уверена, что в таком состоянии его можно перевозить.
— Либо вы заберете его, либо я выставлю его на улицу. Со всеми вещами!
Фиона тяжело вздохнула, пытаясь сообразить, что делать с ее больным другом, с его квартирой и багажом. Тревожить Ника не хотелось, он был очень плох, но выбора не оставалось. Пока они разговаривали с доктором Экхардтом, миссис Маккай стояла в соседней комнате и все слышала.
Фиона следила за продолжавшей кипятиться домовладелицей. Гнев бил копытами в виски девушки, как дикая лошадь. Эта тварь пришла сюда за квартирной платой. Видела Ника, видела, в каком он состоянии, но вернулась к себе, оставив его плавать в собственных поту и моче. Даже стакана воды не дала. А теперь хочет выбросить на улицу. Руки Фионы сами собой сжались в кулаки. Больше всего на свете ей хотелось дать миссис Маккай пинка в зад. Но сделать это было нельзя: Фионе требовалась ее помощь.
— Послушайте, миссис Маккай, — наконец сказала она. — Я заберу мистера Сомса немедленно, но позвольте мне оставить здесь его вещи еще на две недели. А в качестве компенсации за доставленные неудобства вы получите плату за месяц.
Миссис Маккай поджала губы, обдумывая предложение.
— Плюс за хранение имущества. Вон его сколько!
Фиона согласилась и облегченно вздохнула. Картины Ника, по ошибке отправленные вместо Нью-Йорка в Йоханнесбург, наконец прибыли и лежали внизу в ящиках. Она не могла позволить, чтобы эта ведьма выставила их на тротуар. Фиона понятия не имела, куда их денет, но этой проблемой можно будет заняться позже. Сейчас нужно позаботиться о Нике.
Когда девушка снова вошла в его комнату, Ник сидел, опершись на подушки. Его глаза были закрыты, но дыхание стало более ровным, а кожа перестала быть такой бледной. Однако он по-прежнему казался страшно хрупким, и Фиона ломала себе голову, как его одеть и посадить в кеб.
— Он сказал тебе, — еле слышно промолвил Ник.
— Да.
Сомс отвернулся:
— Наверное, теперь ты уйдешь. Я пойму.
Его слова стали спичкой, которая подожгла бикфордов шнур. Запал догорел, и произошел взрыв. Гнев, который накопился у Фионы на миссис Маккай, на доктора Экхардта, сухо и деловито сообщившего ей о болезни Ника, и на самого Ника, который умудрился подхватить ее, вырвался наружу.