Человечность
Шрифт:
Лида теперь не отходила от пулеметного расчета. Костя был неловок с ней, заметно волновался.
— Я был тогда… груб, извини. — время для него будто повернулось вспять, и он возвращался к тому моменту, когда уходил от Лиды, оскорбленный ее безразличием к тому, чем жил. Сейчас рядом с ним была другая Лида, не имеющая ничего общего с той самовлюбленной и равнодушной.
Лида непринужденно рассказывала о себе, о Покровке. Костя отвечал скованно, даже невпопад. «Бедный Костя! — подумалось ей. — Неужели он для нее только школьный товарищ?..» Все вдруг осложнилось. Он, конечно, интересовал
Учения закончились, стрелки и пулеметчики выходили к дороге.
— Якушкин, строй роту и веди! — приказал капитан.
Командир пулеметного взвода младший лейтенант Якушкин лихо выполнил команду. Раскрасневшийся от мороза, энергичный и веселый, он обращал на себя внимание. «Вот с кем познакомиться бы… — подумала Лида и взглянула на Костю. Тот ничем не выделялся среди шагающих в строю товарищей. Он скромно шел своим солдатским путем. — Познакомлюсь, конечно, но с Костей у нас отныне одна дорога».
13
В ДЕКАБРЕ НОЧИ ДОЛГИЕ
Начало декабря. В воздухе лениво поплыли снежные хлопья — побелят округу и исчезнут, будто предупреждая людей, готовы ли они к тому, что их ждет. Дороги становились глуше, упорнее тянуло холодом, от которого хотелось укрыться за стеною хаты. В тепле нервное напряжение ослабевало, сменялось недолгим покоем. Но и этот привычный ритм теперь нарушался: полиция была настороже, в любом хуторе могла таиться опасность. Сам маршрут выдавал намерения Крылова и Бурлака: люди, у которых они ночевали, догадывались о цели их пути.
— Далеко идете, хлопцы?
— Домой, мамаш, в Брянск.
— Туда вам не пройти, полиция задержит или… партизаны.
— Как же нам быть?
— Полиция вон там, а партизаны подальше, сами уж смотрите.
Они шли туда, где, по слухам, были партизаны.
Один старик рассказал: в лесу от партизанских пуль полегла рота солдат. А леса здесь бескрайние, в них все меньше хоженых троп, все многозначительнее встречи.
— Ни с места! Руки назад! — сзади щелкнул винтовочный затвор. — Не оглядываться! Вгоню пулю промеж глаз, и сдохните в канаве! Думаете, тут вам лафа, иди, куда хочешь? А ну давай вперед!
Как полицейский оказался за спиной да еще верхом на коне, они не заметили. Стука лошадиных копыт слышно не было.
— Не партизаны мы, домой идем!
— Знаем мы, как вы домой ходите! — полицейский посыпал матом. — В районе разберутся, кто вы! Самому начальнику сдам, он резину тянуть не любит!
За опушкой леса показалось село. Видя высыпавших на улицу сельчан, полицай распалился с новой силой.
— В лесу поймал! Думают, им здесь лафа! Обыщи их, Ленька!
Вокруг уже стояло плотное кольцо возбужденных людей. Ленька, второй полицай, без особого рвения обыскал Крылова и Бурлака, заглянул в вещмешок и сумку.
— Ничего, Семен.
— Еще бы! Ушлые, да мы тоже не дураки!
— Не партизаны мы, солдатик, — признался Бурлак второму полицаю. —
— Ты, битюг, закрой рот, пока зубы целы! У вас всегда документы есть! — Семен соскочил с коня, отпихнул женщин, загремел запором, снимая с двери амбара замок. — Посидите здесь, пока я пообедаю, а потом прямо в район. А ну, давай в амбар! Кому говорят!
Он вскинул карабин и тут же кульком покатился по земле. Бурлак схватил его еще раз и швырнул в амбар. От неожиданности толпа замерла, а второй полицай даже не сопротивлялся, когда Крылов рванул у него из рук винтовку.
Толпа загудела, надвинулась ближе. В глазах у людей Крылов видел только любопытство.
— Ну, что с ним сделать? — спросил Бурлак.
— Чего спрашивать… — худой небритый мужчина средних лет шагнул в амбар. Бурлак зашел следом. Крылов стал у входа. Второй полицейский, воспользовавшись суматохой, бежал.
— Вот и отлились тебе, Семка, чужие слезы. Сколько людей загубил, Полицейский, сидя на земле, отодвигался в угол, губы у него дрожали. Бурлак выстрелил.
— Тикайте, Ленька за подмогой поскакал!.. — предупредил мальчик, дернув Крылова за рукав.
Этот мальчишка сопровождал их до края села.
— Хлопцы, возьмите меня с собой!
Он был в отцовском пиджаке, в больших подшитых валенках, шапка надвинута на умоляющие, подернутые слезами глаза, и под ними озорно торчал нос.
— Возьмите. У меня дома граната есть!
— Не партизаны мы, сами к ним идем.
— Все равно! Я дорогу знаю.
Мальчик не верил, что они не партизаны, и никто из жителей уже не верил. В селе давно ждали людей, которые бесстрашно сражались с оккупантами и их ставленниками-полицаями, и для сельчан двое парней, на глазах у всех покончившие с душегубом Семеном Кудлатым, не могли быть не партизанами! Конечно партизаны! С ними правый суд и надежды.
— Мы тебя возьмем… в другой раз, когда… опять здесь будем.
— Не обманете?
— Нет.
— Тогда тикайте, а то не успеете!
Вооруженных, их теперь нельзя было взять таким примитивным, безнаказанным образом, но они уже не могли открыто идти по дороге, входить в село. Человек с оружием слишком заметен. Преимущество и сложность своего нового положения они почувствовали сразу же, а путь им предстоял еще немалый.
В вечерних сумерках они вышли к новому селу. Они решили обойти его лесом. Они не предполагали, что их приняли бы здесь как дорогих гостей. Молва уже разнесла весть о появлении в округе партизан, расцветила ее несуществующими подробностями, и эта весть заставила местных полицаев бежать прочь.
Обойдя село, Крылов и Бурлак шли всю ночь и на рассвете оказались перед лесным хуторком.
У крайнего дома пожилой человек рубил хворост. Они несколько минут наблюдали за ним, потом Бурлак направился к дому, а Крылов остался на месте.
Человек поднял охапку дров, повернулся и увидел Бурлака.
— Ты, папаш, полицай?
— Не, не полицай.
— А где тут у вас полицай?
— На хуторе немае. Это тебе надо до села или в Шостку, там есть.
— Погреться не пустишь?