Человек должен жить
Шрифт:
На кушетке лежал человек лет сорока, лицо красное, глаза воспалены. Он жаловался на страшную головную боль.
Тут же стоял молодой врач Бочков, специалист по болезням уха, горла и носа. Рослый, чуть сутулый, близорукий. Золотая оправа очков подчеркивала важную серьезность его бледного лица.
— Из ушей течет гной, — сказал Чуднов. — Но вопрос, — Борис Наумович, в том, грипп это, менингит или абсцесс мозга. Куда будем госпитализировать?
Золотов осмотрел больного и сказал:
— По всей вероятности, грипп. Берите к себе… Впрочем, неплохо было
— Сомневаюсь.
— Имеете на это право. Но свое мнение у вас, как у врача, есть или нет?
— Сомневаюсь, Борис Наумович… в диагнозе…
— Консультант абсолютно необходим, — отчеканил Золотое и вышел.
— Вызовем. — Чуднов начал искать в записной книжке адрес.
— Я был бы очень, очень рад, — сказал Бочков. Что-то жалкое чувствовалось в словах, во всем облике молодого врача. Его лицо было красное. Краснее, чем у больного. Но мне нравилось, что он не скрывает своего незнания. И, наверно, не он виноват, что не знает, а те, кто его учил. И еще, вероятно виноват сам больной, заболевший сложно и непонятно.
— Поживей вызывайте, — простонал больной. — А то богу душу отдашь, пока приедет ваш консультант.
— Немедленно позвоню в Москву, — успокоил больного Чуднов, а у меня спросил: — Кому, думаете, буду звонить?.. Вашему Николаеву. Он оставил мне домашний телефон.
Ассистент клиники болезней уха, горла и носа Николаев был руководителем производственной практики, в его ведении находилось шесть или семь базовых больниц, в том числе и наша. Еще в институте я слышал, что Николаев превосходный хирург. Мне давно хотелось посмотреть, как он работает.
Больного переложили на носилки и унесли. Чуднов сел в кресло, взял телефонную трубку.
— Прошу соединить меня с Москвой, срочное дело.
Видимо, со станции ответили, что соединить нельзя.
— Машенька, дорогая, понимаете, речь идет о жизни человека. Мне нужно вызвать специалиста из клиники мединститута… Вот, вот, пожалуйста. — Чуднов взглянул на меня. — Сейчас соединят. Их только попросить надо. Эти девочки, если захотят, и с Луной вас соединят за пять минут.
Вскоре Чуднов уже беседовал с Николаевым.
— Нет, нет, такси берите, мы оплатим… поездом не скоро, — Чуднов положил трубку, но тут же снова взял ее. — Дайте «Скорую помощь»… Иван Иванович? Попрошу вас срочно подбросить в больницу Надежду Романовну… Да хоть под землей найдите! — Он положил трубку на рычаг и сказал: — Невропатолог нужен, а воскресенье — может дома не оказаться. Вот беда! Экстренные вещи всегда случаются в самое неподходящее время. Вы не замечали?
— Приходилось, Михаил Илларионович.
Через несколько минут ему доложили, что «Скорая» разыскала невропатолога на рынке.
— Так с покупками и усадили! — Чуднов засмеялся. — Ну ничего. Надежда Романовна мало потеряет: живет от рынка далеко, у самого леса, а теперь из больницы доставят прямо на квартиру.
Под окнами загудел мотор автомашины.
— Наверно, она, — сказал Чуднов. — Пойдем.
Мы поднялись
Надежда Романовна оказалась очень молодым врачом, щуплая, низенькая, ни степенности в движениях, ни важности в осанке, а лицо серьезное. Мне очень понравилось ее лицо.
Она долго и внимательно осматривала Викторова, подробно записала свое мнение в историю болезни. В ординаторской она сказала, что у больного начинается менингит. Кроме того, абсцесс правой височной доли головного мозга. И добавила, что нужно срочно оперировать правое ухо, поскольку инфекция идет оттуда.
— Я свободна?.. Если буду нужна, присылайте. Весь день специально буду сидеть дома.
Когда она ушла, Чуднов сказал:
— Голова!.. А ведь стаж такой же, как у Бочкова.
— Мне она тоже очень понравилась, — сказал я.
— И, заметьте, Николай Иванович, молодая, а не жалуется… как… некоторые.
— Вы намерены продолжать вчерашний разговор? — спросил я, поглядев ему в глаза. — Тогда оставьте это оскорбительное словечко. Наши молодые врачи не жалуются, а требуют. Иногда не умеют требовать. Только что вы видели Бочкова. Скажите, вам не было стыдно, Михаил Илларионович? — Чуднов побагровел, я продолжал. — А мне было стыдно за вас, главного врача, и за весь коллектив старших товарищей. Разве вам не нужна смена?
Прошла неделя. Снова операционный день Золотова. Теперь он уже не скажет, что не успел с нами познакомиться.
Неожиданно вошел Чуднов. Я ассистировал. В двух операциях на мою долю выпала одна и та же работа: я сделал разрез кожи в начале операции и наложил швы на кожу в конце. И все.
Когда больную увезли, Чуднов сказал:
— Очень мало даете. Очень мало.
Золотов вспыхнул:
— Ну когда же вы, наконец, поймете, что я пекусь не о собственных интересах, а о благополучии больных, о чести больницы. Если Коршунов с вашего благоволения желает рисковать — пусть. А я буду поступать так, как мне диктует врачебная совесть.
— Хорошо, что вы жалеете больных, — сказал Чуднов, — но если вы не обучаете помощника и студентов — это плохая жалость. В конечном счете вы оказываете плохую услугу людям.
— Как и каждый другой, вы имеете право на собственное мнение. — Золотов повернулся к сестре: — Долго я буду ждать?
На каталке уже везли больного.
Грачи кричат в открытое окно, порой заглушают наши голоса.
— Михаил Илларионович, вы слишком боготворите этого человека: «хирургический бог» и тому подобное. Приносят ли титулы пользу? Завотделением прежде всего должен уметь и должен хотеть учить. Один человек не может заменить коллектив. Одна пчела не много меду натаскает… Если хотите спасти Золотова как врача и как человека, сделайте его рядовым. Одних руководящее положение возвышает, других портит. Пусть поработает рядовым врачом. Возможно, тогда призадумается и поймет. Чего вы боитесь? Елкин вас поддержит.