Человек и ситуация. Уроки социальной психологии
Шрифт:
Представление о том, что оценка людьми самих себя, по существу, основана на сравнении, составляет к настоящему времени часть квинтэссенции социально-психологического знания (Strack, Martin & Schwartz, 1988). Люди считают себя талантливыми или бесталанными, богатыми или бедными, здоровыми или больными, сравнивая себя с другими (Tesser, 1980). И действительно, правильно выбрав референтные группы для сравнения, люди могут усиливать у себя ощущение собственной значимости и благодаря этому лучше справляться с жизненными невзгодами (Taylor, 1983). Учителя, выставляющие оценки, руководители, раздающие повышения, врачи, лечащие болезни в условиях различных социальных сред, часто игнорируют эту закономерность во вред самим себе.
Некоторые
Некоторые другие работы, подобно вышеописанным наблюдениям, показавшим, что суждениям о внешних стимулах свойственны релятивизм и субъективизм, продемонстрировали, что зависимость от интерпретации присуща также и суждениям о взаимоотношениях между реакцией и подкреплением. Подобные интерпретации имеют важные последствия для дальнейшей мотивации и поведения. Приверженцы теории диссонанса, ведомые Лесном Фестингером, нашли особое удовольствие в том, чтобы утереть нос бихевиористам. Они добились этого, показав неоднократно, что, манипулируя смыслом, который человек придает связи между вознаграждением и поведением, требуемым для получения этого вознаграждения, можно наблюдать эффекты влияния вознаграждения на поведение, обратные тем, что демонстрировали бихевиористы.
Например, в одной из классических экспериментальных схем, созданных представителями теории диссонанса (Festinger & Carlsmith, 1959), испытуемым платили за то, что они говорили другому участнику эксперимента, что невероятно скучное и бездумное задание (переставление шпулек на доске с дырочками), только что выполненное ими, было на самом деле очень интересным. Испытуемые делали это по просьбе экспериментатора, чтобы подготовить следующего участника к выполнению того же занудного задания. Было обнаружено, что испытуемые были склонны «интернализировать» эту информацию (т.е. на самом деле соглашаться с тем, что задание было интересным) в гораздо большей степени тогда, когда предполагаемая плата за вранье составляла один доллар, чем когда она равнялась 20 долларам (в 1959 г. сумма в 20 долларов представляла собой вполне приемлемую плату за целый день работы, требующей средней квалификации).
Объяснить полученный результат с точки зрения теории диссонанса, делающей упор на когнитивное равновесие и рационализацию, было нетрудно. Испытуемые, получавшие только один доллар, ощущали, как утверждалось, несоответствие этой суммы тому факту, что им предстояло пойти на обман своих партнеров и публично высказать то, что не соответствовало их действительным взглядам. И поэтому они смягчали данный диссонанс единственно возможным для них способом, т.е. убеждали себя, что задание действительно было хоть чем-то привлекательным.
Напротив, испытуемые, получавшие по 20 долларов, не нуждались в подобных умственных упражнениях для того, чтобы каким-то образом обойтись с расхождением между своими личными убеждениями и поведением на публике. Плата в 20 долларов обеспечивала психологически адекватное оправдание для лжи. Вследствие этого они ощущали лишь небольшой диссонанс и не испытывали необходимости корректировать свою субъективную оценку скучного задания.
Феномен, доказательству которого было посвящено исследование Фестингера и Карлсмит, к настоящему времени имеет уже буквально сотни экспериментальных подтверждений; была также ясно показана и его мотивационная основа (Cooper, Zanna & Taves, 1978; Steele, 1988). Предоставление людям, придерживающимся определенных убеждений, незначительных наград за действия, не совпадающие с их убеждениями, вызывает гораздо более значительные сдвиги в направлении подкрепляемого поведения, чем использование ббльших по размеру вознаграждений. Это, конечно, полностью противоречит духу традиционной теории подкрепления, из которой следует, что более высокое вознаграждение должно с большей эффективностью обеспечить действительное принятие людьми предпочтений и убеждений, выражаемых ими открыто.
Еще более вызывающей для приверженцев классической теории подкрепления явилась неоднократная демонстрация того факта, что вознаграждение за определенного рода поведение на самом деле может снизить его привлекательность и уменьшить вероятность его осуществления в будущем. Наверное, наиболее известное из подобных исследований было предпринято Липпером, Грином и Нисбеттом (Lepper, Greene & Nisbett, 1973).
Иначе говоря, люди могут решить, что взялись за соответствующее задание ради обещанной награды, и поэтому начать рассматривать свою деятельность как саму по себе менее привлекательную, т.е. они начнут относиться к своему поведению скорее как к средству достижения цели, а не как к чему-то привлекательному и самоценному. И поэтому, когда перспектива вознаграждения исчезнет, им не очень-то захочется заниматься этим делом.
Полученные результаты (с которыми мы будем более подробно иметь дело в главе 8 при обсуждении прикладных аспектов социальной психологии) подтвердили эту интригующую гипотезу. Детям дошкольного возраста предложили порисовать фломастерами — занятие, которому до этого при отсутствии всякого дополнительного подкрепления они предавались с большим азартом, — пообещав наградить их «за активное участие». После этого, когда им снова предложили порисовать фломастерами на уроке, эти дети проявили к фломастерам сравнительно небольшой интерес. Напротив, интерес детей, не ожидавших и не получавших дополнительного вознаграждения за рисование фломастерами, впоследствии не снизился. Необходимо отметить, что подобное падение интереса не наблюдалось и у детей, получивших вознаграждение, но не ожидавших его.
Видимо, вследствие ожидания вознаграждения дети перестали интерпретировать рисование фломастерами как самоценную деятельность, начав рассматривать ее как средство для получения других поощрений. Короче говоря, «игра» превратилась, с субъективной точки зрения, в «работу».
Необходимо пояснить, что выводы Липпера и его коллег не противоречат — по крайней мере решительно и неопровержимо — традиционной теории подкрепления. Результаты исследования Фестингера и Карлсмит также не противоречат ей столь уж решительным образом (хотя авторы и не отказали себе в удовольствии заставить своих коллег, действующих с оглядкой на традиционную теорию, предсказать результат, противоположный полученному на самом деле). Значение этого исследования состоит совершенно в ином — в указании на ограниченность традиционного, сугубо объективного описания и объяснения процессов мотивации и научения.
Полученные ими результаты заставили психологов взглянуть на свою дисциплину свежим взглядом. Они показали также, что людей необходимо рассматривать как субъектов, активно интерпретирующих происходящие вокруг события и свои реакции на них.
Проблема субъективной интерпретации в социальной психологии
«Нельзя дважды войти в одну и ту же реку» — это завещали нам помнить греки, ибо и река будет другой, да и человек уже не будет тем же. В XIX в. именно это дало основание Уильяму Джеймсу восстать против механистического духа психологии. Он отмечал, что идеи нельзя рассматривать как нечто неподвижное и статичное, поскольку существующие вокруг них и сопоставляемые с ними другие идеи сообщают им различные оттенки: «...ни одно прошлое состояние не может быть восстановлено и быть идентичным тому, чем оно являлось ранее» (1890/1948. С. 154, курсив оригинала). Следовательно, «...никакие две идеи никогда не бывают в точности одинаковыми...» (С. 157).
Лоренс Барсалу (Lawrence Barsalou, 1987) дал этой идее современную интерпретацию, представив в ее поддержку некоторые интересные данные. Барсалу утверждает, что «...понятия не извлекаются из памяти в виде статических единиц, отображающих те или иные предметные категории. Скорее они возникают в ходе в высшей степени гибкого процесса, извлекающего из долговременной памяти информацию общего и частного характера, чтобы построить из нее в оперативной памяти временные понятия» (с. 101). Здравый смысл заставляет нас предположить, что понятия конкретного индивида о таких фундаментальных предметных категориях, как «птицы», «плоды», «средства передвижения» или «то, что нужно положить в чемодан», будут оставаться неизменными. Бар-салу показал, однако, что даже в отношении знакомых и часто используемых понятий, подобных приведенным выше, у людей наблюдается необычайно высокая нестабильность.