Человек и сверхчеловек
Шрифт:
и журналах я хорошо знаком с внешностью дочерей английских пэров и могу
сказать, не кривя душой, что все они вместе взятые, с их ужимками,
тряпками, приданым и титулами, не стоят одной ее улыбки. А между тем
это была женщина из народа, труженица; иначе - откровенность за
откровенность - я бы и не взглянул на нее. Тэннер. Совершенно справедливо. И что ж, она вам отвечала взаимностью? Мендоса Разве тогда я был бы здесь? Она не хотела выйти замуж за еврея. Тэннер. Из религиозных
глубине души считает англичан нечистоплотными. Тэннер. Нечистоплотными? Мендоса. Это лишь показывает ее глубокое знание света, потому что это
совершенная правда. Наш сложный гигиенический кодекс внушает нам
преувеличенно презрительное отношение к христианам. Тэннер. Вы когда-нибудь слышали подобное, Генри? Стрэйкер. Да, моя сестра тоже так говорила. Она одно время служила кухаркой
в еврейской семье. Мендоса. Я не смел с ней спорить и не мог бороться с представлением, которое
в ней так укоренилось. Всякое другое препятствие я сумел бы преодолеть.
Но ни одна женщина не простит мужчине сомнения в деликатности ее
привычек. Все мольбы мои были напрасны, она постоянно возражала, что
она для меня недостаточно хороша, и советовала мне жениться на одной
трактирной служанке по имени Ребекка Лейзерус, которую я терпеть не
мог! Я грозил покончить с собой, - она предложила мне пакетик
персидского порошка для этой цели. Я намекнул, что способен на
убийство, - с ней сделалась истерика; и провалиться мне на этом месте
я уехал в Америку только для того, чтобы ей не мерещилось во сне, будто
я пробираюсь к ней в комнату с ножом в руках. В Западных штатах я
столкнулся с одним человеком, которого разыскивала полиция за
ограбление поездов. Это он подал мне мысль уехать на юг Европы и
заняться ограблением автомобилей: спасительная мысль для
разочарованного и отчаявшегося человека. Он снабдил меня
рекомендательными письмами к людям, которые могли финансировать это
предприятие. Я организовал концерн. И вот я здесь. Как всякий еврей,
благодаря своему уму и воображению я оказался во главе дела Но хоть я и
не чужд расовой гордости, я бы все отдал, чтоб быть англичанином. Я
веду себя, как мальчишка, - вырезаю на деревьях ее инициалы и черчу на
песке ее имя. Оставшись один, я бросаюсь на землю, рву на себе волосы и
кричу: "Луиза!.." Стрэйкер (пораженный). Луиза? Мендоса. Да, так ее зовут: Луиза Стрэйкер. Тэннер. Стрэйкер? Стрэйкер (вне себя от негодования, привстает на колени). Слушайте, вы! Луиза
Стрэйкер - это моя сестра. Поняли? Что вы там за вздор про нее несете7
Какое
сестрой? Скажите еще слово, и я из вас дух вышибу. Мендоса (с величайшим спокойствием). Можете, только обещайте мне, что вы ей
об этом расскажете. Она вспомнит о своем Мендосе; а мне ничего больше
не нужно. Тэннер. Вот истинное чувство, Генри. Вы должны отнестись к нему с уважением. Стрэйкер (злобно). Просто трусит. Мендоса (вскакивая). Трусит?.. Молодой человек! Я происхожу из семьи
знаменитых боксеров, и вашей сестре хорошо известно, что вы против меня
– все равно что детская колясочка против вашего автомобиля. Стрэйкер (втайне струхнув, поднимается все же с колен с видом бесшабашного
забияки). Подумаешь, испугали! Я вам покажу Луизу! Луиза! Для вас и
"мисс Стрэйкер" достаточно хороша! Мендоса. Я хотел бы, чтоб вы ее в этом убедили. Стрэйкер (задохнувшись от злости). Слуш... Тэннер (быстро встает и становится между ними). Перестаньте, Генри. Ну,
положим, вы побьете президента, но вы же не можете перебить всю Лигу
Сьерры? Сядьте на свое место и успокойтесь. Даже кошка смеет смотреть
на короля; и даже президент бандитов смеет смотреть на вашу сестру.
Вообще эта семейная спесь - пережиток прошлого. Стрэйкер (повинуясь, но все еще ворча). Пусть его смотрит на нее. Но с чего
ему взбрело в голову, будто она когда-нибудь смотрела на него ?
(Неохотно укладывается снова на земле у костра.) Послушать его, так и
правда подумаешь, что она с ним водилась. (Поворачивается спиной и
устраивается поудобнее, собираясь спать.) Мендоса (Тэннеру; кругом все уже спят, и он делается откровеннее, видя, что
остался наедине с сочувственно настроенным слушателем, под усыпанным
звездами небом). Да, вот так это и было, сэр. Разумом она опередила
свою эпоху, но социальные предрассудки и семейные привязанности тянули
ее назад, в глубь темных веков. Ах, сэр, поистине любому порыву наших
чувств можно найти выражение у Шекспира;
Ее любил я. Сорок тысяч братьев
Всем множеством своей любви со мною
Не уравнялись бы...
Дальше я забыл. Конечно, вы можете назвать это безумием, наваждением. Я
способный человек, сильный человек еще десять лет, и я был бы
владельцем первоклассного отеля. Но я встретил ее - и вот перед вами
бандит, отщепенец. Нет, даже Шекспир не в силах передать мои чувства к
Луизе. Позвольте прочесть вам несколько строк, которые я ей посвятил.