Человек из грязи, нежности и света

Соколов Игорь Павлович

– Это не вашего ума дело! – прокричал продюсер и тут же замолчал.

– Ну, что же вы молчите?! – спросила Рита, но он уже не отзывался.

– Видно, здорово ты его задела, если он спустя неделю заговорил, – усмехнулся дядя Абрам.

– Да, он просто импотент, ничего не может, вот и наблюдает, – заплакала Рита.

– Ну, ну, не надо только плакать, – утер ей слезы ладонью дядя Абрам.

– Эх, была бы водка, я бы хоть душу отвела, – вздохнула Рита.

– Ну, тебе только водки и не хватает, –

он любовно погладил ее живот и прижался к нему ухом, – кажется, уже что-то шевелится.

– Уже не просто шевелится, а долбится ногами, как бандит какой, – рассмеялась Рита.

– А может руками?!

– А не все ли равно?!

– Без спиртного, конечно, тяжеловато, – вздохнул дядя Абрам.

– Вот и я говорю, куришь, куришь этот «Беломор», а кайфа никакого.

– Вообще-то кое-чем я могу тебя угостить, – улыбнулся дядя Абрам.

– И чем же?! – у Риты загорелись глаза, как у дикой кошки.

– Сейчас, сейчас, – дядя Абрам накинул на себя халат и пошел на кухню, там он из холодильника вытащил несколько килограммов бананов, и стал их все подряд чистить, а потом все очищенные бананы протер на терке и перемешал их с медом в большой миске.

– Ну, вот, и готова кашка прекрасного самочувствия, – он с улыбкой взглянул на недоумевающую Риту.

– Может, ты все-таки объяснишь?!

– А что объяснять, бананы очень здорово поднимают настроение, – он потер руки и наложил ей в тарелку банановой каши с медом.

– Ты только поешь, и твое настроение сразу поднимется, – и он протянул ей свое изобретение.

Рита сделала несколько глотательных движений и неожиданно почувствовала легкий кайф.

– Что это такое?! – изумилась она.

– Это банановая каша, гораздо легче и безвреднее, чем алкоголь! Честно говоря, я про нее от одного профессора узнал! – дядя Абрам тоже закурил, обняв рукой Риту.

– Тебе хорошо со мной?! – спросила Рита.

– Да, очень!

– И мне тоже!

– Ты, знаешь, я уже стала привыкать и к тебе, и к этой квартирке, и даже к нашему свихнувшемуся продюсеру.

– Это, наверное, оттого, что мы любим друг друга, – мечтательно вздохнул дядя Абрам.

– Наверное, на свободе ты бы меня так не любил, – предположила Рита, – у тебя были бы разные дела, бизнес!

– Возможно, – если бы не этот легкий кайф от банановой каши, то, возможно, дядя Абрам бы с ней заспорил, хотя с такой крошкой разве можно о чем-нибудь спорить?!

Дядя Абрам опять любовно поглядел на ее живот и прижался ухом к нему. Невидимая крошка-дитя, чувствуя здоровый материнский кайф, лупило ножками изо всех сил.

«Возмущайся или наслаждайся, – подумал дядя Абрам, – любое растение просто загадка природы!»

– Какой ты все-таки умный, – вздохнула Рита.

– Я не умный, а безумный, – развеселился дядя Абрам.

Неожиданно он тоже почувствовал,

что если бы этот свихнувшийся продюсер не закрыл их вдвоем в этой квартире, то он и не почувствовал бы такой лучезарной и теплой волшебной любви.

Глава 29. Теория избранного бессмертия

– Мы должны спасти Глеба, – сказала на следующее утро за завтраком Соня.

– Да, конечно, – согласился Эскин, хотя на душе у него скребли кошки, а еще очень хорошо вспоминалась угроза Зэбки упечь и его в психушку, если он еще раз попытается заговорить с ним об освобождении Амулетова и Глеба.

– И Амулетова тоже надо выпустить, – вспомнила о детективе Соня, – кстати, ты с Зэбкой поговори, предложи ему денег и все будет о’кей!

– Хорошо, поговорю, – пообещал машинально Эскин.

– Так, звони, что же ты ждешь?! – взгляд Сони давал ему команду, а внутренний голос запрещал ему ее выполнять, и все же он взял телефон и позвонил.

– Алло, Зэбка, это опять я! Я готов предоставить тебе приличную сумму денег за их освобождение! – голос у него дрожал, как у человека, пойманного на месте собственного преступления.

– Нелегко жить с дураками. Иногда надо от них избавляться, – засмеялся Зэбка.

– Это угроза?! – крикнул в трубку Эскин.

– Нет, это просто констатация факта, – ответил Зэбка и отключился.

– Что он сказал? – спросила перепуганная Соня.

– Черт, черт! – Эскин с размаху разбил свой телефон об стену. – Он хочет нас с тобой тоже отправить туда же!

– Так бежим! – вскочила со стула Соня и побежала одеваться. Эскин смотрел на осколки своего телефона и плакал. Еще никогда ему не было так стыдно и так страшно.

– Что такое хаос? – спросил он сам себя. – Наверное, это мир при начале своего сотворения!

– Эскин, блин, ты что, ох*ел?! – Соня впервые при нем сказала нецензурное слово и он покраснел, будто это слово он только что произнес сам.

– Зачем ты материшься?! – обиделся Эскин.

– Сейчас не время обижаться, быстрей одевайся и бежим! – дернула она его за руку.

– И куда?! – вяло спросил он.

– Не все ли равно! – с досадой выкрикнула Соня.

– Вот так люди и сходят с ума, – вздохнул Эскин и стал торопливо одеваться.

Вообще, как он успел уже заметить, было в этой спешке что-то позорное и унизительное.

Позорно было бояться Зэбки, и унизительно было скрываться от него, как впрочем и покидать свою квартиру. Эскин с какой-то сардонической улыбкой поглядел на потолок в кухне, где Соня сидела на его голове, а в его раскрытый рот влетала большая черная муха.

Было странное ощущение, что Глеб уже знал их судьбу и обозначал ее своей символической картиной. Когда Эскин рассказал про свою мысль Соне, она засмеялась.