Человек из грязи, нежности и света
Шрифт:
Больше всего он злился на самого себя, он никак не мог себе простить того, что отдал Глеба Зэбке.
В отличие от Амулетова Глеб представал перед его мысленным взором совсем уж невинной жертвой.
Сначала в роли обманутого мужа, потом в роли рогоносца-мужа, согласившегося не просто терпеть его в качестве любовника, но даже на жизнь с ним втроем.
А какие интересные картины он писал?! А потом, несмотря на внешнюю суровость, низкий, слегка приплюснутый лоб, большую, слегка отвисшую
– И почему он все же не идет? – грустно вздохнула Соня.
– Наверное, он устал от любовной войны, – повторил свою мысль Эскин.
Впрочем, это была не мысль, а всего лишь очередная лживая фраза, а поэтому Эскин произнес ее с таким негодованием в душе, что со стороны могло показаться, что он не говорит, а корчится в муках.
– Ты его так ненавидишь, что даже рожу корчишь, когда о нем говоришь! – вздохнула Соня, не понимая его гримасы.
– Я страдаю о нем, – признался Эскин.
– Так я тебе и поверила, – непонимание Сони опять выливалось в неприятную ссору, но Эскин смолчал.
Он вышел из квартиры, ссылаясь на головную боль, хотя на самом деле болела его душа.
«Наверное, это от нервов», – подумал Эскин. Отойдя от своего дома, на несколько шагов и углубившись в близлежащий парк, он опять позвонил Зэбке.
– Ну, что там у вас?! – вздохнул Зэбка.
По его голосу чувствовалось, что он уже жалел, что связался с Эскиным.
– Что, опять какой-то древний муж решил посетить свою женушку?! – со злой иронией спросил он.
– Нет, – тяжело вздохнул Эскин, – просто я хочу, чтобы вы его отпустили!
– А больше ты ничего не хочешь, сизый голубочек? – надрывный смех Зэбки чем-то напоминал звук расстроенного пианино.
– А если я опять заплачу и еще больше?! – сглотнув слюну, спросил Эскин.
– Засунь свои деньги себе в задницу, а меня больше не тревожь, если не хочешь оказаться в одной палате с мужьями своей гребанной жены! – огрызнулся Зэбка и отключился. Эскин молча сел у дерева на траву и заплакал. Неожиданно зазвонил телефон и он услышал голос матери.
– Лева, ты не знаешь, где отец?!
– Нет, – Эскин вяло откликнулся.
Он уже не хотел ни с кем говорить.
– Он обещал мне три дня назад приехать, чтобы оформить развод, но его почему-то нет!
– Ну, а я-то здесь причем?! – закричал Эскин. – Он с какой-то там дурой в телешоу в любви объясняется сутками, ты назло ему выходишь замуж за собственного ученика, а я вам что, нянька, что ли?!
– Какой же ты, хам, – заплакала мать и отключилась.
– Вот, если бы я мог так ото всех разом отключиться! – Эскин порылся у себя в карманах и нашел нож.
И все же, резать вены
Он еще раз взглянул на сумрачное небо, с тоской сплюнул и пошел домой. Соня продолжала валяться на кровати голой. Неожиданно ему пришла в голову мысль, что для некоторых людей время останавливается или идет так медленно, что они даже не ощущают его таинственного хода.
– Эскин! – резко окликнула его Соня, повернувшись к нему злым лицом.
– Что?! – съежился Эскин.
– Мне только что звонил Глеб из психушки!
– И что?! – Эскин напряженно вглядывался в ее расширенные зрачки.
– О, Боже, какое же ты животное, Эскин! – заплакала она.
– А кто ему дал телефон?! – Эскин почувствовал, как вся его голова наливается кровью.
– Разве это имеет какое-то значение?!
– Ну, да! Конечно! – он переминался с ноги на ногу, он не знал, что делать и поэтому заплакал.
Соня плакала громче, и ее было жалко, но она была сумасшедшей, и это Эскин тоже понимал.
Во всех ее поступках отсутствовала логика, и только одной ей он благодарен за весь абсурд своего существования.
– Ты не забыла, что ты мать моего будущего ребенка?!
– Нет, не забыла, – она снова повернула к нему свое злое лицо.
– И ты никак не можешь понять моего поступка?!
– Нет, не могу! – она рыдала, как будто у нее кто-то умер.
– А тебе не жалко нашего ребенка?! – у Эскина скатилась из одного глаза слеза.
– Жалко, только что это меняет?!
– Ничего! – ответил Эскин. Он не знал, как объяснить Соне, что он ее любит и жертвует ради нее всем, даже своей честью.
– Я бы не хотела жить с тобой дальше, – она еле выговорила эту фразу.
– Что же мы будем делать?! – Эскин присел к ней на кровать и обхватил голову руками.
– У меня нет выбора, Эскин, ты мне совсем не оставил выбора! – ее лицо искаженное глупой злобой, как же оно было искренно и наивно, наверное, так дети обижаются на взрослых за непонимание их детского мирка.
– Я устал, Соня, я хочу спать! – Эскин лег на кровать в одежде.
– Неужели тебе ни капельки не стыдно? – изумилась Соня.
– Животные знают, что они недостойны называться людьми! – напомнил ей Эскин ее же фразу.
Она ошарашено замолчала, она забыла, что недавно сама говорила эту фразу, и теперь ей казалось, что Эскин залез к ней в самую глубину ее души, и теперь читает все ее чувства и мысли.
– Ты, ты, ты… – Соня попыталась найти подходящее слово и не смогла.
– Хватит спорить, – оборвал ее Эскин, – ты заблудилась в своих чувствах, но я в этом не виноват! Мне надоело ходить за твоим помешательством и все время пытаться излечить его!