Человек из грязи, нежности и света
Шрифт:
– Вы хотите открыть дверь, а с какой целью?! – спросил его сзади продюсер, дядя Абрам по привычке обернулся, но никого не увидел.
– Зачем вы прячетесь? – машинально спросил дядя Абрам.
– Из осторожности! – хихикнул продюсер.
– Правды нет! – крикнул дядя Абрам.
– Полностью с вами согласен! – радостно отозвался продюсер.
– Я не пойму, у вас передача или что-то еще?! – задумался дядя Абрам.
– Что-то еще! – залился безумным смехом продюсер.
– Слушай, он никакой
– А ты откуда знаешь?! – испуганно спросила его Рита, натягивая на себя одеяло.
– Не слушай его! Он просто хочет испортить нам телешоу! – заорал из стены продюсер.
– Видишь, как он сразу занервничал? – усмехнулся дядя Абрам. – А потом ведь у всех телешоу есть какие-то задачи, цели! А нас с тобой тут просто заперли и все!
– Ни х*ра себе, – присвистнула от удивления Рита, – выходит я из одной тюряги в другую попала?!
– И еще как залетела, детка! – сердито поглядел на нее дядя Абрам.
– Да, он сам не знает, что говорит! – заорал продюсер.
– Ты хоть знаешь, как его зовут?! – спросил Риту дядя Абрам.
– Не-а, – замотала головой притихшая Рита.
– Но контракт же какой-то ты с ним подписывала?
– Да, подписывала!
– И там должно быть его имя!
– Да, не было никакого имени! – заревела Рита. – Просто написано было, что заключает со мной контракт продюсер Центрального канала «ТВК»!
– Такого канала нет, – тяжело вздохнул дядя Абрам, и они уже с неподдельной жалостью взглянули друг на друга.
– Да, но вы же, Риточка, сами пошли на это добровольно, – вмешался в диалог продюсер.
– Сволочь! – закричала Рита.
– Сволочь! – поддержал ее своим громким басом дядя Абрам.
Глава 27. Животные знают, что они не достойны называться людьми
– Я думаю, что люди возникли совершенно случайно, – говорил Эскин Соне, – просто Бог что-то напутал и сделал животных людьми, во всяком случае, только с виду!
– И теперь животные знают, что они недостойны, называться людьми.
– Ты попала в самую точку! – в тон ей усмехнулся Эскин.
– А теперь ты мне расскажи, куда ты девал Глеба? – с подозрением сощурилась она.
– Никуда! – пожал плечами Эскин. – Просто, когда ты ушла в магазин, ему позвонил кто-то из его покупателей и попросил его привезти свою самую последнюю картину.
– Поклянись здоровьем своей матери, – потребовала Соня.
– Да, что мы, в детском саду, что ли?! – обиделся Эскин.
– Ну, смотри, если ты мне наврал, – пригрозила ему Соня своим маленьким кулачком.
Эскин не хотел ей признаваться, что за время ее отсутствия снова обратился за помощью к Зэбке.
Единственно, чему удивился Зэбка, когда забирал в психушку Глеба,
– Может она сама, часом, больная?! – спросил его Зэбка.
– Да нет же, это просто ее бывший муж! – заверил его Эскин.
– Кто знает, сколько она от тебя еще утаила мужей?! – философски заметил Зэбка и еще раз внимательно, с ног до головы оглядев Эскина, ушел вслед за санитарами, выносящими все еще сопротивляющегося Глеба, с уже привычным мешком на голове.
– Смотри, Эскин, если он сегодня вечером домой не вернется, то я от тебя уйду, – пригрозила еще более сурово Соня.
«Ну и черт с тобой, – подумал Эскин, – уйдешь – не уйдешь, найдешь еще кого-нибудь или не найдешь! А мне все терпеть?!»
Весь вечер Соня пробродила по квартире в тревожном ожидании, а потом не захотела даже ложиться с Эскиным в одну кровать. И все же посреди ночи она к нему пришла.
– Не могу заснуть, – пожаловалась Соня.
– Я тоже, – глубоко вздохнул Эскин, и они тут же совокупились. Эскин целовал Соню, будто расставался с нею навсегда.
Она плакала, а он с вожделением пил ее слезы, быстро слизывая их со щек. Лишь под утро она успокоилась и уснула в его объятьях.
Биоритмы их существования настолько сблизились, что они проснулись одновременно ближе к обеду, в полдень.
– И почему его до сих пор нет?! – зевнула Соня.
– Наверное, он от нас устал, – осторожно предположил Эскин.
– Это уж точно, – неожиданно согласилась Соня, – уж как вы меня пронзали, с каким остервенением набрасывались на меня! Не всякий выдержит такой гонки!
– Ты это называла любовной войной, – с улыбкой вспомнил Эскин.
– Надо же, какая у тебя прекрасная память! – восхитилась Соня.
Эскину почудилось, что она издевается над ним. За окном ярко светило солнце.
Свет падал им в лицо, отчего их глаза сияли. Они уловили друг у друга в глазах это сияние и снова соединились.
Живот за последнее время у Сони заметно увеличился, и Эскин входил в нее осторожно, едва прикасаясь к ее животу.
Зато ее лоно было таким нежным и с таким трепетом отзывалось на его проникновение, что Эскин, не помня себя, в каком-то безумном порыве укусил ее за ухо.
Потом Сонино ухо долго болело и кровоточило.
– Прости, – шептал Эскин, – я не нарочно!
– Не нужно этого делать! – попросила она.
– Хорошо, больше не буду! – поклялся Эскин, но вечером, когда они совокупились, Эскин снова укусил ее за левое ухо.
– Ты просто какой-то дикий зверь, – пожаловалась она, протирая ухо перекисью водорода.
– Да хватит тебе! Я его что, откусил что ли?! – возмутился Эскин.
– Ну, ты же обещал, – всплакнула Соня.
– Ну, ладно, прости! – сказал Эскин.