Человек из Назарета
Шрифт:
— Мне показалось, кто-то произнес: «От людей», — или я ослышался? Ага, таких, конечно, нет! А тогда, если вы, как и следует, говорите: «С небес», — то я спрашиваю: почему же вы не поверили в него?
Елифаз что-то пробормотал, но это не было ответом. Ответил Ездра:
— Мы не знаем.
— Очень хорошо. Вы мне не отвечаете. И я вам не отвечаю, по какому праву я так делаю и говорю. Но позвольте мне рассказать вам одну историю. Жил человек, у которого было двое сыновей, и как-то раз он сказал одному из них: «Сын, пойди и поработай на винограднике».
— Ответ довольно очевиден, — скучающим тоном произнес один из священников.
— Очень хорошо. Так что же подразумевается в этой истории? А подразумевается в ней следующее. Вы, люди, считающие себя такими святыми, говорите Богу «да», но не выполняете Его воли. Воры, блудницы, мытари — они могут сказать Богу «нет», но кто знает, что они не выполняют Его волю? Говорю вам, фарисеи и священники: есть много воров и блудниц, которые попадут в Царство Божье раньше вас. Ибо Иоанн Креститель пришел к вам путем праведным, но вы не поверили ему, а многие, бывшие грешниками, поверили. И даже когда вы видели, что они верят, вы не помышляли о раскаянии. Вы делали по-своему. И продолжаете делать. По плодам их узнаете их!
На этом собрание закончилось. Иисусу не понадобилось немедленной защиты от святых отцов, которые теперь либо злобно ворчали, либо изображали удовлетворенное равнодушие. Многие простые люди встречали его слова одобрительными возгласами, а некоторые взывали: «Учитель! Учитель!» — и выставляли свои парализованные руки, обнажали покрытые опухолями груди и указывали на свои неподвижные глаза. Сейчас Иисус больше нуждался в защите от друзей, нежели от врагов. Когда он, следуя зову, полностью отвечавшему его человеческой природе, пошел к комнатам для омовений, ему встретились трое людей, которые, судя по их виду, были друг другу более чем друзья, скорее — братья. Увидев этих людей, Иисус почувствовал тревогу. Все они были хорошо сложены, имели длинные бороды и казались слишком оживленными. Самый высокий и крепкий из них сказал ему:
— Позволь представить тебе моих товарищей — Иовав и Арам. А с тобой, господин, у нас одно имя.
— Имя не столь уж редкое. Иисус… и как дальше?
— Бар-Авва — «сын своего отца». Можешь называть меня Варавва. А я буду называть тебя «учитель».
— Бар-Авва. Сын нашегоотца. Это имя могло бы стать общим для всех.
— Мы узнали о твоем приходе. Этот твой человек, который прискакал на лошади, — он разнес благую весть.
— Хороший человек, — произнес Иисус с некоторым сожалением.
— «Рожден править, — сказал он про тебя, — но не желает принимать правление на себя». Мы это понимаем. Все сначала должно быть подготовлено. Близится Пасха, учитель. Каковы будут твои приказания?
— Любить Бога и любить человека. Вы слышали мои слова.
— Да, да, конечно, мы пойдем вперед
— Да, — грубовато вмешался Арам (или, может быть, Иовав). — Когда она начнется?
Иисус вздохнул:
— Боюсь, что до вас еще не дошла настоящая весть от ваших братьев из Галилеи. Я проповедую Царство Небесное.
— Которое мы готовы установить вместо империи кесаря, — сказал Иовав (или Арам). — Разве ты не тот, кто нам послан?
— Я тот, — пояснил Иисус, — о ком пророчествовал Иоанн Креститель.
— В которого мы верили, когда фарисеи и саддукеи плевали в него, — сказал Варавва. — А теперь, как он предсказывал, высшие должны лишиться престола, а низшие возвыситься.
— По его слову, — продолжал Иовав (или Арам). — То есть по твоему. Ты должен поднять знамя Мессии.
— Вы неверно поняли его пророчество. И вы неверно поняли значение моей миссии. Я должен вас покинуть. Моя миссия не завершена, а времени осталось мало.
— Мы тебя не понимаем, — удивился Варавва. — Ты говоришь загадками. Если ты считаешь, что мы вражеские шпионы, подумай как следует. Мы говорили просто и открыто. Мы требуем, чтобы и ты говорил так же. Мы вправе требовать.
Но Иисус, не ответив, свернул к галерее, где его ждали ученики, и вместе с ними покинул двор Храма. Из-за сомкнувшихся вокруг Иисуса учеников Варавва и двое его товарищей не смогли снова приблизиться к нему. Но, разочарованные и сбитые с толку, они старались держаться так близко, как только возможно. Хм, загадки какие-то…
В это время к Иисусу подошел римский центурион — в полной форме и с мечом.
— Ну-ну, теперь-то вы видите? Неправильно, значит, поняли его миссию, да? — произнес Варавва, уже нисколько не озадаченный.
Группа учеников, защищая Иисуса, сомкнулась плотнее, но центурион вежливо произнес:
— Учитель, я хотел бы попросить тебя кое о чем…
— Учитель? — удивился Иисус. — Ты называешь меня «учитель»?
— Как еще я могу называть того, кто явился свыше? — просто сказал центурион. — Не хочу тебя беспокоить, учитель, ибо у тебя и без того много дел, но у меня в доме есть слуга, уже много лет. Очень хороший, преданный, он мне почти как сын. Но сейчас он очень болен и, думаю, уже умирает. Обращаюсь к тебе с нижайшей просьбой, учитель…
— Вы видите? — крикнул Иисус окружавшей его толпе. — Друзья, ученики, все, кто сейчас слушает меня, вы видите? Я нужен не ради того, чему я учу, а чтобы быть носителем знамений и чудес, или еще — знаменосцем Израиля. — Он бросил недобрый взгляд в сторону Вараввы и его друзей, затем обернулся к центуриону: — То, что я делал для неблагодарных евреев, я должен делать и для неблагодарных римлян, дабы люди не говорили, что я проявляю благосклонность к одним и отвергаю других. Я иду к тебе.