Человек, который был дьяконом
Шрифт:
Читать славянский шрифт было утомительно, запоминать церковные слова оказалось ещё даже более непривычно, чем заучивать тибетские. Впрочем, память клирика, как и память актёра, растяжима. Первые две страницы пошли легко. Пот'oм всё же нагромождение слов дало о себе знать. Прикрыв глаза, Артур отложил молитвенник на журнальный столик между двумя креслами.
– Мне этого в жизнь не запомнить, - выдохнул он утомлённо.
Посидев ещё немного, он, не открывая глаз, снял с левого запястья чётки и принялся вполголоса начитывать мантру Сарасвати, покровительницы наук, моля о прибавлении памяти. Что-то неприметно изменилось в комнате к тому времени, когда он добрался до конца круга. Артур открыл глаза: перед ним стоял Максим и глядел на него во все глаза, приоткрыв рот. Артур
– Кто ты, человече?
– дал наконец Максим волю своему удивлению.
– Буддист...
– Я это понял: я, конечно, не великий спец в догматическом богословии, но могу отличить буддийскую молитву от христианской! Я имею в виду, как ты сюда попал, на православный семинар?
Вздохнув, Артур вновь уселся в кресло и, пригласив соседа сесть рядом, рассказал свою историю.
– ...Вот, собственно, и всё, - закончил он свой рассказ.
– Что ты теперь будешь делать? Сдашь меня церковным властям?
– Каким властям?
– не сразу сообразил Максим.
– Девочкам-монашкам, что ли?
– Он расхохотался.
– Насмешил, чудило! Тоже мне, 'власти'! С какой стати мне тебя им сдавать? Какая мне в этом выгода?
– А что, разве всё измеряется одной выгодой?
– спросил Артур серьёзно и с долей горечи.
– Убеждения разве ничего не значат? Совесть твоя христианская не приказывает тебе этого сделать?
Максим посерьёзнел. Побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
– Совесть у меня скребёт совсем в другом месте, - признался он.
– Хочешь знать, в каком?
– Не настаиваю на этом знании, но не протестую против него.
– Красиво говоришь, отец буддийский дьякон... В том, что я и сам - как тебе сказать?
– я... я, скорее всего, не православный человек.
Пришёл черёд Артуру раскрыть рот от удивления.
– То есть не то что бы вовсе...
– тут же поправился Максим.
– Но не то, что называют 'воцерковлённый', это точно.
– И при этом - церковный староста?
– Да, вот так вышло. Эх, Артурка...
– Максим вздохнул и сам принялся рассказывать свою историю, которую мы дословно воспроизводить не будем, а перескажем своими словами.
Максим, диктор и ведущий авторской программы на радио, с детства чувствовал, что отличается честолюбием. Всегда ему хотелось человеческого внимания и, чего скрывать, своей 'законной' доли власти, а при этом особых художественных или научных талантов у него не было. Было, впрочем, умение орудовать языком и легко сходиться с людьми, завоёвывать их симпатию. Пользуясь скорее этими двумя умениями, чем знаниями и усидчивостью, он, в частности, и вуз закончил. Работа на радио - прекрасная вещь, диктора слышат многие, но этого ему не хватало, хотелось роли в политике. Ещё в студенчестве Максим вступил в молодёжное отделение 'Единой России', затем перебрался во 'взрослую партию', дорос до первого мелкого поста вроде секретаря первичной партийной ячейки... Но тут для партии наступили нелёгкие времена, дала о себе знать подмоченная 'Единой Россией' на 'грязных' выборах 2011 года репутация. Начальство объявило, что всякому, кто надеется на дальнейший рост в партийной иерархии, нужно избрать себе какую-то публичную сферу деятельности и в ней активно потруждаться, а иначе забыть саму мысль о большой политике. Медицина, к примеру, - хорошая, социально значимая сфера, врач или директор поликлиники в качестве депутата городской думы смотрится отлично. Образование тоже вполне годится. А шоу-бизнес, к которому отнесли радио... нет, на шоу-бизнесе не сколотишь политического капитала! В огорчении собрался Максимка уже вовсе уходить из партии, когда его хороший знакомый со студенческих лет, с недавнего времени заделавшийся целым иереем, то ли в шутку, то ли всерьёз предложил потрудиться на благо прихода: или деньгами пожертвовать, или помочь иными какими своими талантами. Местное партийное руководство идею в общем и целом одобрило: церковь - это вам не радио, это - вера отцов наших, это патриотично, солидно, надёжно и красиво. Тем более что других желающих совмещать религию с политикой не нашлось, оттого любопытно было бонзам
– Слушай-ка, а у тебя как дела обстоят с 'духовным ростом'?
– прервал молодой политик свою исповедь внезапным вопросом. Артур поднял брови:
– В каком смысле?
– Ты у себя в приходе или как у вас там называется - кто?
– Инструктор медитации. Тот, кто проводит, э-э-э... службы.
– Так это что ж, целый поп, по нашим меркам?
– Поп, может быть, и не поп, но уж дьякон - это точно.
– Ну ты, однако, перец!
– восхищённо присвистнул Максим.
– То-то я гляжу: есть в тебе эта профессиональная жилка... А вот если... легко стать инструктором медитации в буддийском центре? Что для этого надо?
– Пройти учёбу, хотя бы заочную, да получить благословение от ламы.
– То есть, по факту, почти что плёвое дело, если знать нужных людей!
– глаза у молодого единоросса разгорелись.
– Артурка, а скажи-ка ты мне... может, у вас в Питере, в буддийском мире, вакансия есть? Хоть тем же секретарём приходского... общинного, в смысле, совета, а?
– Ты... это всё серьёзно?
– Артур еле верил своим ушам.
– Ты ведь христианин?
– Да какой я к ядрёной матери христианин!
– темпераментно воскликнул радиоведущий.
– Я уж тебе рассказал, что я за православный! Нет, ты не подумай: я не собираюсь бросать синицу в руках ради журавля в небе! Церковный староста - это престижно. Я просто - ну как бы тебе объяснить? Поговорку ты слышал о том, что не нужно все яйца класть в одну корзину? Вот я и думаю о том, как бы пораскинуть яйцами, то есть... тьфу ты, чёрт!
– расхохотался он вновь.
– Смешно, да?
Артуру, впрочем, было не очень смешно.
– Понимаешь ли, Максим, - начал он осторожно: - для любой мало-мальской церковной должности в любой религии, думается мне, нужно исповедание этой самой религии, нужна вера хотя бы вот на столечко. То, что я делаю здесь, на этом семинаре, - актёрство, баловство, комедия масок, и эту маску я обязательно сниму, как только окончится неделя, но даже за эту комедию мне несколько стыдно. А всю жизнь носить маску...
– Вера?
– перебил Максим, не следуя за мыслью.
– Это чтобы протоколы-то писать - вера? Расскажите это тёте Циле, как говорят в Одессе! Ха-ха! Вера, придумал, тоже мне... И потом, про грамм - это ты зря, честное слово! На один-то грамм православной веры у меня достанет, я же не нехристь какой. И буддийской на грамм достанет. Мне только поосвоиться надо, подучить, что у вас к чему...
– Подучить - великое дело, - вздохнул Артур.
– Весь вечер, пока тебя не было, учил чин литургии, ведь в воскресенье мне её сослужить! Если я до того времени не откроюсь, конечно...
Максим растянулся в улыбке:
– Вот не было у бабы забот, да купила порося, правда? Хорошо, что я не дьякон, а только церковный староста!
– Не радуйся раньше времени, мой хороший. Тебе известно, что к литургии не допускают без исповеди? Или это про родную веру ты ещё не успел подучить?
Максим изменился в лице.
– И-и-исповеди?
– протянул он.
– Ч-ч-чёрт... Я... я не рассчитывал на исповедь! Что же нам теперь делать, как ты думаешь? Как бы нам с тобой отмазаться обоим, тебе - от службы, мне - от исповеди?
– Понятия не имею, Максим! Надо посоветоваться с кем-то, кто в православии более опытен, чем мы с тобой, два... два чистых клоуна, честное слово!
– рассмеялся Артур.
– Но-но!
– собеседник нахмурился.
– Я не клоун! Я - секретарь приходского совета, между прочим!
– Не обижайся: я в смысле меры личной аскезы и степени личной веры.