Человек, который был дьяконом
Шрифт:
– Я хочу тоже выступить с предложением, - заговорил Артур.
– Чисто процедурным, секретарским. Мы собираемся голосовать открыто - в этом-то и загвоздка! Среди нас есть люди, которые до сих пор не решили для себя, к какому из двух лагерей принадлежат. Я, кстати, очень надеюсь на то, что тема, которая нас разделяет, закончится с этим вторником. (Скептические улыбки и усмешки показали, что он почти одинок в этой своей надежде, но Артур продолжал.) Открытое голосование потребует от этих людей немедленно определиться, причём определиться публично. Но такая публичность граничит с обнажением, причём с тем обнажением, которого можно избежать.
– Согласна!
– крикнула Лиза, и предложение наградили аплодисментами.
Принесли из столовой пустую кружку. Договорились о том, что за резолюцию Олега следует положить в кружку рубль, за резолюцию брата Евгения - десять копеек, а воздержавшимся - любую другую монету. Максим щедро насыпал из кошелька на подоконник в дальнем конце зала целую пригоршню мелочи. Зазвенели монетки, и вот голосование завершилось. Артур высыпал содержимое кружки на стол.
– Десять, - объявил он вслух.
– Десять. Рубль. Пятьдесят. Рубль. Пятьдесят. Пятьдесят...
В молчании он вернулся на своё место. Участники семинара вертели головами, пытаясь сообразить, где же они все опростоволосились.
– Это что же: по два за каждое?
– подал голос Максим.
– Тупик?
– Дурацкое предложение было, - проворчал Олег.
– Надо было открыто голосовать...
– Конечно: чтобы Вы сразу могли выявить 'нацпредателей' и повесить их на первом углу!
– накинулась на него девушка.
– Вы, Олег, нам все уши прожужжали своими 'нацпредателями'! Для Вас все - нацпредатели!
– Чт'o, я такой страшный?
– оторопев, спросил руководитель молодёжного клуба: он не ожидал этой атаки.
– Мною детей пугать можно?
– Да как тебе сказать, Олежек...
– протянул Максим, заставив всех рассмеяться. Этот смех отчасти разрядил обстановку.
– Нет, я скажу Вам, Олег Иванович, что было бы, голосуй мы открыто, - невозмутимо проговорил белорус.
– Было бы ровно то же самое. Просто наш секретарь спас тех, кто не захочет перед всеми открывать своё политическое лицо. Из каких это соображений он сделал - Бог весть! Может быть, из естественного христианского человеколюбия, а может быть, потому, что хочет ещё поговорить с колеблющимися...
– ...И убедить их колебаться дальше, - закончил Олег.
– Про Артура я уже всё знаю: он ни за нас, ни против, причём принципиально посередине, словно... словно буддист какой-нибудь! Но вот если все остальные заразятся его толстовством...
– Мои друзья, я должен сделать признание, - проговорил Артур, густо покрасневший.
При полном
– Я действительно буддист...
Чего угодно ждал руководитель буддийского центра 'Колесо мудрости', но не общего хохота, который вызвали эти его слова. Даже Максим смеялся, захваченный общим весельем, а может быть, поражаясь нелепости ситуации, когда настоящему буддисту в том, что он - буддист, отказываются верить.
– Ах, отец дьякон!
– даже с некоторой досадой пробормотал Сергей.
– Скажете тоже... Каждый из нас, конечно, ценит шутку и весёлое слово, я даже допускаю, что Вы нарочно тут делаете себя чем-то вроде посмешища, чтобы хотя бы этой ценой посредством веселья сгладить острые углы и способствовать общему миру. Очень благородно, но, право, не ст'oит! Вам в качестве православного клирика даже как-то не идёт! Тем более что смех - смехом, а вперёд так и не продвинулись...
Лиза смеялась едва ли не громче всех, но, встретившись взглядом с Артуром, вдруг перестала, прикусила нижнюю губу, тоже, как и он, покраснев.
– Есть предложение, - заговорил Максим.
– Поскольку нас мало, важен, как мы видим, каждый голос. Тема непростая, следует её осмыслить - вот и давайте помозгуем до завтрашнего утра, утро вечера мудренее! Утром после завтрака соберёмся здесь снова и ещё раз проголосуем, тайно. Если хоть кто-то передумает - будет резолюция. А если нет... что ж, непринятое решение - тоже решение! Значит, православная молодёжь по этой проблеме однозначного мнения не имеет. Мы не виноваты в том, что мы такие, какие есть!
– широко улыбнулся он и развёл руками.
На том и порешили.
XV
Артур задержался после преждевременно закончившейся сессии: он к своим обязанностям относился серьёзно, оттого написал три варианта протокола с тремя разными рекомендациями, чтобы не тратить время завтра, а только подставить количество голосов 'за' и 'против'. Возвращаясь в комнату, он в коридоре столкнулся с вышедшим из душа Максимом, довольным, румяным, крупнотелым.
– Здор'oво, птица-секретарь!
– приветствовал его Максим.
– Да, с 'буддистом' ты сегодня отмочил, конечно, высший класс, ха-ха! А Лизка с 'нацпредателями' - это тоже пять баллов! Слушай-ка, мне нравится эта девчонка! Ты ведь не против, если я за ней приударю?
Артур, задумавшись, присел в кресло.
– Если откровенно отвечать тебе, то... даже не знаю, что сказать, - ответил он.
– Не могу тебе сказать, что собираюсь быть с ней настойчивым... И было бы нехорошо тебя лишать шанса в том случае, если в самом деле для тебя так важно и если это будет взаимное... взаимный интерес... Разумеется, я в любом случае жду от тебя по отношению к ней исключительной деликатности... ('Что-то совсем не то я говорю, - подумалось ему.
– Проклятая буддийская вежливость! Нет, чтобы сказать 'Против - и точка!'! Но хорошо ли так?')
– Ай, ладно!
– Максим хлопнул его по плечу.
– Ты слишком серьёзно всё воспринимаешь, отец дьякон: вопрос-то на две копейки, а ты мне даёшь ответ на сорок рублей! Не переживай, всё хорошо будет!
– Я не переживаю, а ты... не собираешься одеваться? Или так и будешь ходить по комнате в одном полотенце? Хоть шторы задёрни...
– Кого это я должен стесняться?
– приобиделся Максим.
– Я ни к кому в гости не собираюсь!
– И к месье Толстои тоже?
Максим хлопнул себя по лбу.