Человек, который был дьяконом
Шрифт:
Его слушатели молчали, пряча глаза. Наконец, Гольденцвейг заговорил с некоторой неохотой:
– Надо признать, что... э-э-э, действительно мы не можем играть по собственным правилам, когда правила устанавливаем не мы. Не мы же, в конце концов, создали православную церковь, потому не нам и решать, кто полномочен подать рекомендации Архиерейскому собору, а кто не полномочен. Мы можем, конечно, изобрести сейчас собственную веру и устанавливать её нормы в своё удовольствие, да только кому она сгодится? Оттого Артур Михайлович прав... Вопрос лишь в том, как выйти из этой не вполне приятной ситуации...
– А я, между
– тут же заявил Максим.
– Тьфу, 'воздержался', - бормотнул Олег.
– Или ты 'против', или уж 'за', а что это за немужское слово такое? Девочка-то перед нами всеми не хочет извиниться, нет?
– А Вы - перед ней?
– спросил Артур тихо.
– А мы-то за что?
– поразился Максим.
– Это мы как будто кричали, что тут все - неправославные!
– Что же, дело решить несложно, - ответил Артур.
– Всякого, кто считает, что его православные чувства до глубины души были задеты, кто видит себя лучшим православным, чем она, и на этом основании полагает возможным обижаться, - того прошу поднять руку.
Не поднялось ни одной руки.
– Хорошо, - весело проговорил 'отец дьякон'.
– Я знаю, что мы сделаем сейчас. Я напишу решение собрания о снятии бойкота с Лизы Зайцевой', соберу подписи ваши и ей отнесу, если никто из вас не хочет сообщить лично.
– Ну-у-у...
– протянул Максим.
– Что уж сразу не хотим? Мы дров наломали, нам и исправлять. Я Лизе сообщу про решение. Я вроде даже должен! Как председатель собрания, что ли...
– Сделайте одолжение, Максим Петрович!
– попросил белорус.
– Всех нас обяжете...
Артур слегка поморщился, но ничего не возразил.
XXIII
Приняли, с голосом Артура, 'радикальную' рекомендацию и разошлись. Максим, едва вернувшись 'домой', скрылся в ванной комнате, достаточно бесцеремонно забрав зажжённую свечу ('Ты ведь обойдёшься без неё минут пять?'). Из ванной он вышел, мурлыкая себе под нос какую-то мелодию, в свежей рубахе, даже как будто сбрызнутый одеколоном.
– К Лизке собрался, - пояснил он и предложил: - Давай-ка мне заодно сегодняшний протокол, чтобы барышня поставила подпись!
– Спасибо, ещё успеется, - сдержанно ответил Артур.
– Я, ты уж меня прости, отвечаю за сохранность бумаг.
– Ай, скучный ты человек!
– небрежно махнул рукой Максим.
– Не умеешь жить легко! Ну и сиди тут, учи свой псалтырь...
Сосед исчез, а 'отец дьякон' действительно перешёл к своему обычному в свободное время занятию, к разучиванию чина литургии. Училось скверно, и скверные мысли его беспокоили...
Максим вернулся через полчаса, какой-то обескураженный, немногословный. Повалился в пиджачной паре на кровать, заложив руки за голову.
– Ну-ка!
– с беспокойством произнёс Артур и, взяв свечу, подошёл к приятелю поближе. Правая щека церковного старосты явно была красней левой.
– Что случилось?
– Плюху схлопотал, - буркнул тот.
– Вот как?
– неродственно отозвался Артур.
– Может быть, было за что?
– Ай, оставь ты меня в покое!
– отмахнулся Максим.
– Я поговорю с тобой ещё, имей в виду! Как только выясню, что ты учудил!
Не тратя времени на дальнейшую беседу, Артур вышел и поспешил к третьему гостевому домику.
На
Сумев проморгаться, он увидел растерянную Лизу с синим пластмассовым ведёрком в руках (в их ванной комнате тоже имелось такое).
– На улице и так дождик...
– только и нашёлся он.
– Простите, пожалуйста, - прошептала Лиза уничтоженно. И почти тут же разгневалась: - Знаете, Вы... тоже заслужили!
– Я-то чем?!
– Вам лучше известно, чем!
– Что здесь произошло, можете Вы мне объяснить?
– А Вам не рассказал Ваш... приятель?
– Ничего он мне не рассказал, и если вы оба будете молчать, то от кого же я узнаю?
Лиза отступила на шаг, позволив ему войти. С шумом захлопнула дверь.
– Ваш драгоценный председатель свалился мне как снег на голову!
– начала она дрожащим от возмущения голоском.
– Я впустила его, хотя бы просто от неожиданности, во-вторых, мало что соображала спросонья, и пот'oм - пот'oм я зачем-то о Вас испугалась, ведь всё станется с этих православных товарищей. Можете Вы это понять, что я могла за Вас испугаться, хоть, конечно, много чести, или эта простейшая мысль не входит в Вашу пустую голову? Объявил мне, что с меня сняли бойкот: ах, радость! Ах, светлый праздничек! Стоило утруждаться... Он всё не уходил, топтался на месте, я предложила ему сесть. Сел - и давай мне кадить комплименты, каждый последующий двусмысленней предыдущего. Я совсем осоловела, не могла понять, что происходит. Просто сидела и лупала глазами. Он, видимо, посчитал эти круглые совячьи глаза знаком того, что я впечатлилась его красноречием, и тогда положил руку мне на коленку... Ох, с каким удовольствием я ему залепила пощёчину! 'Вы перепутали, уважаемый: я - не Европа, и Вы тут тоже не Зевс!
– сообщила я ему.
– Найдите кого другого, кто захочет запрыгнуть Вам на спину, чтобы подержаться за Ваши красивые рога!' А он мне ответил, что Вы - Вы, слышите?
– ему это позволили!
– Что?!
– выдохнул Артур и снова часто заморгал. Короткий разговор во вторник вспомнился ему почти сразу... но, чёрт побери, разве его следовало понимать в виде такого разрешения?
– Да, а теперь... эй, подождите, куда Вы идёте? Вам не кажется, что невежливо так обрывать...
– Набить ему морду лица, - лаконично сообщил молодой человек, пробираясь к выходу.
Пока в прихожей он возился с ботинками, Лиза, проскользнув мимо него, проворно повернула ключ в двери и зажала этот ключ в своём кулачке.
– Б'oльшей глупости я не слышала!
– сообщила она так же гневно, как и вначале.
– Вы что, совсем... нет, какое здесь 'вы'! Ты совсем сдурел? Это не ты ему, а он тебе набьёт... морду лица!
– Да, это уж почти наверняка! Но попытаться всё же ст'oит. Кто знает, кто знает: неожиданность и боевой дух иногда дают преимущество...
– А ещё буддист! Стыдись!
– Стыдиться я буду после - хорошо? Я, конечно, к нему как к одной из своих бесчисленных матерей испытываю безмерное дружелюбие и всё такое прочее. Но в этой жизни он мне не родитель всё-таки, как думаешь? Ты мне отдашь ключ? Или мне потребуется вылезать через окно?