Человек, который был дьяконом
Шрифт:
– Нет, ты не пойдёшь никуда!
– Отчего это?
Они стояли друг напротив друга и глядели друг другу в глаза, притворно и несколько комично рассерженные, до тех пор пока Лиза (ещё секунду назад ничто не предвещало!) не шагнула к нему и не обняла его крепко.
– Вот отчего, - шепнула она.
– Вот отчего...
XXIV
Четверг стал для Артура днём хронических опозданий: они с Лизой безбожно припозднились к ужину (всё равно холодному, будто со светом разом отключили и газ), а
– Плохо, очень плохо, - всё же пробормотал 'отец дьякон' с озабоченным видом. Прошагал решительными шагами к клиросу и по привычке щёлкнул на нём выключателем электрической лампы. Пробормотал сквозь зубы что-то непечатное. Лиза рассмеялась:
– Всё ясно: ларчик-то просто открывается! Света нет, читать невозможно, а наизусть православная молодёжь молитвы не помнит.
И действительно: напротив двух небольших окошек в главной части храма, росли густые кусты сирени, пропуская внутрь лишь малую толику дневного света, да и вечер был совсем пасмурным...
Всё же они зажгли свечи и при их слабом свете прочитали, как могли, Вечернее правило. Ближе к концу молитв в храме появился брат Евгений, единственный из седмицы, кто помнил их наизусть.
– Аминь, - полнозвучно произнёс он в конце.
– Так Вы всё же здесь! Стыжусь, стыжусь за опоздание, покаянно склоняю свою дурную голову... Знаете, я был уверен, что Вы не придёте! Потому что принял во внимание ваше одновременное исчезновение за ужином, то есть и Ваше тоже, мадмуазель, а также послушал господина Иволгина, который за тем же ужином красочно живописал, как Вы, Артур Михайлович, грозились поотшибать ему его ветвистые рога...
Артур и Лиза рассмеялись в голос.
– Грозился совсем не я, - пояснил 'отец дьякон'.
– Максим что-то от огорчения перепутал...
– ...Или приврал, - добавила девушка.
– ...Но, так или иначе, моё мужское самолюбие он спас, потому что уж если 'грозился', то, значит, я действительно 'грозный', - миролюбиво закончил Артур.
– Отец дьякон, позвольте спросить Вас! Хоть и бестактно, но не успокоится душа, пока не узнаю! Вы женаты, или монашествуете, или целибатствуете? Или, может быть, Владыка для Вас икономию попустил в смысле разрешения брака после дьяконского рукоположения?
– Ни то, ни другое, ни третье, брат Евгений...
– ...Ни четвёртое, - прибавила Лиза с улыбкой.
– Как, и ни четвёртое тоже?
– испугался Гольденцвейг: это уж было вовсе непредставимо!
– Когда-нибудь мы Вам расскажем...
– пробормотала девушка весело.
– Или даже сейчас! Артур, можно?
Дождавшись кивка, она подошла к монаху и что-то весело зашептала ему на ухо.
– Ах, полноте, барышня, - отозвался брат Евгений, подняв брови.
– Эту сказку я слышал так часто, что уже вовсе перестал ей верить. Но даже если допустить, что иноверие отца дьякона -
Говорят, что мысли и желания материальны, в том числе не только духовные размышления и порывы, а такие сугубо вульгарные, как желание ударить своему соседу кулаком в лицо. В любом случае, если два человека неподалёку друг от друга и с небольшой разницей во времени думают об одном и том же, это случится с б'oльшей вероятностью, чем когда об этом думает лишь один. Войдя в свой домику (уже смеркалось), Артур стал свидетелем того, как из комнаты ? 1 в общий коридор вывалился Джереми, держась за нос. Из носа у него, похоже, шла кровь.
– Can I help you? - приветливо спросил буддист, едва не прибавив в конце предложения Sir, причём не от большого уважения, а единственно от хорошего настроения, которое легко наполняет незлобного человека дружелюбием.
– No, no, holy fucking shit! Let me in peace, all of you! - ответил американец одновременно жалобно и злобно. Шатаясь, он побрёл на улицу.
– Кого там ещё принесло?
– раздался из комнаты голос Олега.
– Это я, - откликнулся Артур и бесстрашно вошёл внутрь.
– Как Вы здесь живёте, без света? Хотите, я Вам свечку принесу?
Артур вышел и вернулся с зажженной свечой. Ещё две целые свечи он положил на столик.
– Не уходи, посиди со мной, - неожиданно попросил Олег.
– Садись! В ногах правды нет.
Без всяких лишних слов он выставил на журнальный столик два стакана и налил в каждый на четверть из бутылки 'Беленькой'.
– Я не могу, - серьёзно сказал Артур.
– Мне вера не позволяет.
– Что ещё за вера? Мусульманин, что ли?
– Буддист.
– Врёшь поди...
– Вот те крест, что не вру.
– 'Вот те крест, что буддист', ха-ха, отлично! Но, знаешь, верю. Подозревал что-то такое. И даже не очень удивлён...
Взяв стакан собеседника, он некоторое время раздумывал, не перелить ли его содержимое в свой стакан, но вместо этого вылил прямо себе в рот. Крякнул.
– Хочешь знать, за что лягушатник получил в табло?
– Даже и представить не могу... Поспорили о судьбах Родины?
– Дурак ты, Артурка! Если человек готов спорить о судьбах Родины, значит, неравнодушен он к этим судьбам. За что же ему тогда выписывать в табло? Нет, проще всё гораздо... Он меня лапать пытался!
– Не может быть!
– ахнул Артур.
– Может, очень легко может быть. Мне, видишь, показалось, будто он патриот. Слушал меня внимательно, соглашался со всем, всё 'oui , Олег' да 'oui, Олег'... Уи, уи... и больше эти свиньи по-французски ничего не знали. Вот я, идиот, и расчувствовался, сказал ему тоже что-то ласковое, а этому козлу того только и надо было... Фу, мерзость! Аж трясёт до сих пор!
Олег 'дёрнул' второй стакан.
– Забудь, - сочувственно предложил Артур.
– Не твоя вина. Прочитай молитву перед сном...