Человек, который принял свою жену за шляпу
Шрифт:
Подобные, вмерзшие в прошлое, пациенты оттаивают и чувствуют себя естественно только в привычных обстоятельствах, память о которых не уничтожена амнезией. Время для них остановилось. Я все еще слышу, как, возвращаясь в больницу, в ужасе и смятении кричит Стивен, призывая несуществующее прошлое. Но что тут поделаешь? Нельзя ведь создать для него вымышленный мир, законсервировать реальность.
Я никогда не сталкивался с более страдающим и загнанным в тупик человеческим существом. С ним можно сравнить разве что Розу Р. из "Пробуждений" (см. также главу 16 настоящей книги). Джимми, "заблудившийся
3. Бестелесная Кристи
Самые важные стороны вещей скрыты от нас в силу их простоты и обыденности. (Человек часто не замечает чего-нибудь только оттого, что оно находится прямо перед ним). Истинные основы познания никогда не бросаются нам в глаза.
Виттгенштейн
Высказанные здесь Виттгенштейном мысли об эпистемологии применимы и в области физиологии и психологии. Особенно справедливы они в отношении того, что Шеррингтон как-то назвал нашим "скрытым шестым чувством", имея в виду тот непрерывный, неосознаваемый поток ощущений от движущихся частей тела (мускулов, сухожилий, суставов), благодаря которому их позиция, тонус и движение контролируются и управляются незаметно для нас, автоматически и бессознательно.
Остальные пять чувств просты и очевидны, но это шестое долгое время оставалось неизвестным. Открывший его в 1890 году Шеррингтон назвал это дополнительное чувство "проприоцепцией" -- отчасти чтобы отличить от "экстероцепции" и "интероцепции", отчасти чтобы обозначить его исключительную важность для нашего восприятия самих себя, ибо лишь при помощи проприоцепции мы способны ощущать свое тело как собственное, нам принадлежащее.
Что может быть важнее базового владения и управления собой, своим физическим "Я"? И тем не менее это управление осуществляется настолько привычно и автоматически, что мы никогда о нем не задумываемся.
Джонатан Миллер снял замечательную серию телепрограмм "Тело под вопросом". В этом названии заключена любопытная ирония: обычно мы не вопрошаем своего тела -- оно всегда, без вопросов, при нас. Для Виттгенштейна такая данность составляет первооснову любого знания и уверенности. Свою последнюю книгу "О достоверности" он начинает такими словами: "Если ты действительно знаешь, что вот это твоя рука, отсюда следует и все остальное". Далее, на той же странице и по тому же поводу, он добавляет: "Спросим, однако, можно ли тут осмысленно усомниться..." И затем, еще несколько фраз спустя заключает: "Могу ли я сомневаться в этом? Оснований для сомнения нет!"
Kнигу Виттгенштейна с тем же успехом можно было бы назвать "О сомнении", ибо она посвящена сомнению не меньше, чем уверенности. Виттгенштейна особенно интересует проблема (с которой он, скорее всего, столкнулся, работая в военном госпитале): существуют ли такие ситуации и состояния, когда человек может утратить ощущение достоверности тела? Возможны ли случаи, когда тело дает нам основания усомниться в нем, когда его можно полностью лишиться в тотальном сомнении? Призрак этих вопросов неотступно преследует
Кристина была крепкой, уверенной в себе женщиной двадцати семи лет, здоровой физически и душевно. Программист по профессии и мать двоих маленьких детей, она работала дома, а в свободное время занималась хоккеем и верховой ездой. Имелись у нее и художественные пристрастия -- балет и поэты Озерной школы (подозреваю, что Виттгенштейн ее волновал мало). Кристина жила деятельной, насыщенной жизнью и почти никогда не болела, и вот однажды, после приступа боли в животе, она с удивлением узнала, что у нее камни в желчном пузыре; врачи порекомендовали его удалить.
За три дня до операции Кристина легла в больницу, где в целях профилактики против инфекции ей назначили антибиотики. Это было частью установленного порядка, обычной мерой предосторожности, поскольку никаких осложнений не предвиделось. Будучи человеком спокойным и рассудительным, она понимала это и совершенно не волновалась.
За день до операции Кристина, обычно далекая от всякой мистики и предчувствий, увидела пугающий и странно-отчетливый сон. Ей снилось, что земля уходит у нее из-под ног; она дико раскачивалась, беспорядочно размахивала руками и все роняла; во сне у нее почти полностью пропало ощущение конечностей, и они перестали ее слушаться.
Сон Кристину напугал.
– - В жизни ничего такого не видела, -- жаловалась она.– - Никак не выкину из головы.
Она так нервничала, что мы решили спросить совета у психиатра.
– - Предоперационные страхи, -- успокоил он нас.– - Совершенно нормально, случается сплошь и рядом.
Но вечером того же дня сон сбылся! У Кристины стали подкашиваться ноги, она неловко размахивала руками и роняла вещи.
Мы снова пригласили психиатра. Было заметно, что этот повторный вызов раздражил его и -- на секунду -- смутил и озадачил.
– - Истерические симптомы, вызванные страхом операции, -- отчеканил он наконец.– - Типичная конверсия, я сталкиваюсь с этим постоянно.
В день операции Кристине стало еще хуже. Она могла стоять только глядя прямо на ноги и ничего не могла удержать в руках. Если она отвлекалась, руки ее начинали блуждать. Потянувшись за чем-нибудь или поднося еду ко рту, она сильно промахивалась, что наводило на мысль об отказе какой-то важной системы управления движениями, отвечающей за базовую координацию.
Она даже сидела с трудом -- все ее тело "подламывалось". Лицо Кристины одрябло и утратило всякое выражение; нижняя челюсть отвисла; исчезла даже артикуляция речи.
– - Что-то со мной не то, -- с трудом выговорила она бесцветным, мертвым голосом.– - Совсем не чувствую тела. Ощущение жуткое -- полная бестелесность.
Это загадочное заявление смахивало на бред. Что за бестелеcность?! Но, с другой стороны, ее физическое состояние было не менее загадочным! Полная потеря мышечного тонуса и пластики по всему телу; беспорядочное блуждание рук, которых она, казалось, не замечала; промахи мимо цели, словно до нее не доходила никакая информация с периферии, словно катастрофически отказали каналы обратной связи, контролирующие тонус и движение.