Человек, который рисовал миндальные деревца
Шрифт:
Зеленые глаза миссис Коллинз засверкали от восторга. Она неотрывно глядела на маленькое деревце, написанное сияющими красками. Черным - тонкие ветки, красно-коричневым - листочки, множество цветов - светло-розовым. Чуть намеченное светло-голубое небо плыло над деревцем. Еще никогда, подумала про себя миссис Коллинз, я не видела ничего столь милого, освобождающего, осчастливливающего.
– Это... это великолепно, Пьер, - сказал она, чуть задыхаясь. Великолепно, просто трудно поверить... Она не договорила и лишь произнесла еще раз: - Великолепно.
Он поцеловал ее, потом взял широкое
– Это не я, это По, - объяснил он, - просто мне сейчас пришло это в голову.
– Он поднял картонку с миндальным деревцем и протянул ей.
– Для меня ты и есть Аннабел Ли.
– Ни ангелы в небе, ни демоны в глубинах морских никогда не разлучат мою душу с душой прекрасной Аннабел Ли, - повторила миссис Коллинз мой перевод английских слов на французский. Маленькая картинка, которую она перед этим мне показывала и которая лежала тогда на палисандровом умывальном столике в углу ее спального купе, теперь снова была у нее в руках.
– Это то самое миндальное деревце, которое я тогда увидела у него, сказала она, - в тот день, тогда он и написал эти слова. С тех пор я стала для него Аннабел Ли. Вот уже одиннадцать лет. Я всегда держу эту картинку поблизости, если возможно - просто при себе. Это талисман нашей любви.
– Она нежно погладила розовые цветы. И сказала медленно: - Я до сих пор не могу поверить, что это нарисовал он. Он нарисовал. Если бы вы видели его другие картины... Эта картинка просто чудо... Но тогда и вся наша любовь просто чудо.
– И она снова положила открытку на палисандровую столешницу.
– А на другой день вернулся из Парижа ваш муж?
– спросил я.
– Да, как он и предполагал. Первым же рейсом. Я взяла такси, поехала в Ниццу и встретила его в аэропорту. Он был в отменном расположении духа, он заключил очень крупную сделку. По дороге в Канн он то и дело обнимал и целовал меня.
– А вы?
– Что я? Ах да... Я ведь вам уже говорила, что не испытывала ни малейшего чувства вины... Никогда. Даже в тот день не испытывала. Я держалась вполне естественно, я питала к Эрскину те же самые чувства, что и всегда... Не ждите никакой трагедии мосье Руайан! Этот вторник пришелся на восемнадцатое апреля, значит, это была двадцать пятая годовщина нашей свадьбы. И мы решили провести его вдвоем, без посторонних. Когда мы прибыли в "Карлтон", в салоне наших апартаментов стояла ваза, а в ней двадцать пять красных роз. Эрскин позвонил из Парижа портье и попросил принести эти розы, когда меня не будет в номере. Он целовал мои руки, он целовал меня в губы, он сказал, что благодарит меня за двадцать пять лет счастья, - а возле роз стояла моя сумочка с этим миндальным деревцем. Я и сама поцеловала Эрскина и сказала, что он всегда был мне хорошим мужем, лучшим, какого только можно себе пожелать.
Они взяли напрокат машину с шофером и после обеда поехали вдоль берега, через Бас Корниш, в Монте-Карло. Эрскину пришла в голову идея провести одну ночь там, в "Hotel de Paris". Они взяли с собой два чемодана, где лежали их вечерние туалеты. Переодевшись вечером, перед ужином в "Salle Empire", миссис Коллинз пошла в ванную комнату, чтобы
В салоне, уже надев смокинг, стоял ее муж. А перед ним на столе лежал большой футляр мышино-серого цвета.
– Мой подарок лучшей женщине в мире.
Она открыла футляр, и у нее захватило дух. Она увидела большое кольцо с бриллиантом, ограненным, как изумруд, пару бриллиантовых же серег, бриллиантовый браслет и широкое бриллиантовое колье. На столе перед ней лежало целое состояние.
– О Эрскин, Эрскин, ты с ума сошел!
– Она хватала отдельные предметы из гарнитура, и камни сверкали под лучами света.
– Нет, ты совершенно сошел с ума!
Он издал горловой смешок.
– Тебе понравилось, darling?
– и он начал надевать на нее одно украшение за другим. Он надел кольцо ей на палец.
– Перед отлетом я утащил твое кольцо с рубином, признайся, что ты этого даже не заметила. Мне ведь надо было показать мосье Аласяну, какой у тебя размер.
– Кому-кому?
– Мосье Аласяну! Господи, ну до чего ж ты рассеянна! Ну, тому ювелиру из Ниццы, да вспомни же, тот приветливый старый господин...
– И... все это ты купил у Аласяна?
– Так я ж тебе говорю. Сперва я не знал, что мне выбрать, тогда мы спросили у этого художника...
– У Пьера Мондрагона?
– она задохнулась.
– Ну да, у твоего друга, с которым ты так хорошо поладила.
– А когда это вы у него спрашивали?
– Как раз перед моим отлетом. Да вспомни же, я еще сказал тебе, что должен встретиться в Ницце с одним фронтовым другом... А ты осталась в отеле. И в магазине у Аласяна мы провели небольшую конференцию, он, я, ну и этот Мондрагон. Аласян позвонил ему и попросил приехать в Ниццу. Именно Мондрагон и сказал, что больше всего тебе пойдет этот бриллиантовый гарнитур. И он оказался прав, господи, как же он оказался прав. Вот для чего хорошо иметь дело с художником.
Она побежала в ванную комнату, чтобы еще раз поглядеть на себя в зеркало. Она сказала придушенным голосом:
– Но ведь бриллианты с изумрудной огранкой стоят так дорого... Мондрагон наверняка выбрал самое дорогое, что только было в лавке у Аласяна.
Он подошел сзади и снова засмеялся своим горловым смехом.
– Очень может быть, darling. Ну и что с того? Раз тебе все так идет, серьги, колье, браслет... Он наклонился к ней и поцеловал ее в обнаженное плечо.
– Happy anniversary, - сказал он, - happy anniversary, darling .
После ужина они пошли в казино, где все мужчины оборачивались на миссис Коллинз, и она этому радовалась. В этот особый вечер ей даже было дозволено сидеть рядом с мужем, когда он играет, и он выиграл крупную сумму.
– Ты приносишь мне счастье.
– А ты разве не знал?
– Ну конечно знал, но чтобы за игрой... Ты чудесная женщина. Недаром твой друг, художник Мондрагон, сразу это понял.
– Он что, так и сказал?
– Да.
– А какими словами он это сказал?