Человек, который умер смеясь
Шрифт:
— Понятия не имею.
— Одевайся, — сказал я. — У тебя сегодня была легкая рабочая ночь.
Я пересек коридор и постучался в номер Санни. Через минуту к двери подошел Вик и захотел знать, кто стучит. Когда я ему сказал, что это я, он открыл дверь. На нем был халат. Одной рукой он тер глаза, другой держал пистолет.
— Привет, Хог, — сказал он, зевая. — Как дела?
— Что, какие-то проблемы? — спросил я, косясь на пистолет.
— Не, все в порядке. Обычные меры предосторожности.
— Мне надо поговорить с Санни.
— Он спит.
За спиной у него в дверях появился
— Все в порядке, Вик. Иди обратно спать.
Вик вернулся к себе и закрыл дверь.
Санни ухмыльнулся мне.
— Получил свой подарочек?
— Санни, я…
— Она считается лучшей девочкой в городе. С университетским дипломом! — Он подмигнул мне. — Тебе это пойдет на пользу. У меня-то дома особо не с кем развлечься, кроме Ванды, а с ней та еще морока. Наслаждайся.
— Санни, я не хочу.
Он по-дружески стукнул меня кулаком в плечо.
— Да ладно, она сделает все, что ты хочешь, и при этом она настоящая мастерица. Будешь как новенький.
— Спасибо, но…
— Но что?
— Такие вещи не для меня, понимаете?
— Так что ж ты сразу не сказал? Погоди, я телефон возьму. Тут стесняться нечего, каждому свое. Мне вот когда-то страшно нравились негритянки — две или три сразу, и притом рослые, чем выше, тем лучше. А Гейб, наоборот, предпочитал малышек. Просто скажи мне, чего ты хочешь.
— Я ничего не хочу. Я очень устал и хочу спать.
Санни нахмурился.
— Ты что, до сих пор сохнешь по бывшей жене? В этом все дело?
— Не совсем.
— А в чем? Рассказывай.
Я глубоко вдохнул, потом медленно выдохнул.
— Не по ней сохну, а вообще… — сказал я тихо. — Понимаете?
Он опустил взгляд пониже пояса, потом снова поднял глаза.
— То есть…
— Ну, физически со мной все в порядке. Я просто…
— Импотент. Так и скажи. Ты импотент. Ну и что? С кем не бывает. Заходи, давай об этом поговорим. Вскипятим чайник и, если хочешь, можем хоть всю ночь разговаривать. Санни тепло улыбнулся мне. Я еще ни разу не видел его таким счастливым. Такое ощущение, что он был в полном восторге.
Он положил руку мне на плечо, чтобы втолкнуть в номер, и это превратилось во что-то вроде объятий.
— Давай, заходи, парень.
ГЛАВА 5
(Запись № 4 беседы с Санни Дэем. Записано в его кабинете 20 февраля)
Хог: Значит, так вы с Гейбом и познакомились.
В учебном лагере.
Дэй: Угу.
Хог: Вам не особо нравится эта тема, похоже.
Дэй: Чему тут нравиться? Он мне сердце разбил.
Хог: Как именно?
Дэй: Не сейчас.
Хог: А когда?
Дэй: Когда у меня будут на это силы. Не дави на меня.
Хог: Тогда давайте поговорим о хорошем. Какое у вас сложилось о нем впечатление после первой встречи?
Дэй: Ладно, давай. Гейб Найт был ужасно правильный парень. Родом из Линкольна в штате Небраска. У его семьи там большой белый дом на такой, знаешь, широкой тихой улице, засаженной вязами. С качелями на крыльце. Отец Гейба работал фармацевтом, всегда ходил в белой рубашке, а в свободное время пел в любительском вокальном квартете. Мама его носила фартук и пекла
Хог: А вообще какой он был?
Дэй: Настоящий бойскаут. Пил молоко. Не выражался. Называл своего отца «сэр». Ходил в церковь. Писал письма своей девушке, Лоррейн, типичной «девчонке по соседству» — в смысле, она и правда рядом с ним жила. Он на ней потом женился. Первая его жена, до того, как Голливуд его развратил.
Хог: А он что про вас думал?
Дэй: Он считал меня трущобным мальчишкой из тех, которые воруют сумочки у старушек, а жарким летним днем открывают пожарные гидранты. Это, кстати, неправда — гидрантов я никогда не открывал. Серьезно, я для него был таким же чужаком, как и он для меня. Он никогда в жизни не видел живого еврея, не говоря уж о том, чтобы спать с ним на соседней койке. Те персонажи, которых мы играли, — это правда были мы. Поэтому так здорово и получалось.
Хог: И как вы сошлись? Или правильный вопрос будет — почему?
Дэй: Все дело в шоу-бизнесе. Гейб учился в университете, а зарабатывал на это всяческими выступлениями. Работал диск-жокеем на местной радиостанции по доллару за вечер. Играл в летних театрах, ну знаешь, из тех, что часто под открытым небом постановки делают. Пел, играл на укулеле и сносно отбивал чечетку. Он и фокусы показывал на детских праздниках. Жонглировал. Гадал по руке — помнишь, он это в «Большой арене» использовал? Всего понемножку, в общем. Ничего особенного, но в Линкольне, штат Небраска, сойдет и так.
Хог: Гейб умел смешить?
Дэй: Он был сообразительный. В комедии как искусстве он ни черта не понимал. Это я его всему научил.
Хог: И вы подружились?
Дэй: Мы оба привыкли выступать, так что у нас была общая тема для разговоров. Мы об этом заговорили — и продолжили говорить дальше. Гейба шоу-бизнес зацепил всерьез. Он любил поговорить про фильмы, про радиопостановки. И про Кэтскилле ему страшно нравилось слушать. Когда нам давали увольнительные, мы всю ночь сидели за бутылкой «Кока-колы» и болтали. Скоро я уже начал ему показывать наши с Мелом старые номера, он смеялся и добавлял кое-что. А потом развивал тему. И я тоже. Мы как начали это делать, так и продолжали импровизировать, как музыканты. Мы так расслаблялись. Понимаешь, тренировочный лагерь — жуткое место. Вечно командуют, говорят, куда идти и что делать, и при этом вполне вероятно, что через полгода тебя убьют. Большинство пьянствовало, чтобы выпустить пар, а у нас с Гейбом для этого был юмор.
Хог: А вы его про себя сравнивали с Мелом?
Дэй: А то как же. Он как раз был типаж «старший брат». Чуть постарше меня. Высокий, серьезный, надежный. Людям он нравился.
Хог: А он серьезно хотел стать артистом?
Дэй: Ты хочешь знать, что было бы, если б мы с ним не повстречались? Сложно сказать. Гейб был консервативный парень из маленького городка, такие редко рискуют. Наверное, он бы вернулся домой и работал в папиной аптеке. Мы ни к чему с ним особенно не стремились, просто так вышло.