Человек находит себя
Шрифт:
— На каком основании? Кто разрешил? Кто вы такая здесь? — орал он, и верхняя губа у него дергалась. — Немедленно вернуть!
— Николай Иванович, — ответила Таня, стараясь подавить волнение, — жалуйтесь на меня, но я Новикова не сниму!
— Посмотрим! — Костылев выскочил из цеховой конторки и, лягнув дверь, жестким шагом направился к строгальному станку Шадрина. — Боков! — крикнул он. — Па фрезер! Быстро! Марш!
Широкое лицо Нюрки просияло. Но тут вмешался Шадрин:
— Товарищ Костылев, пойдем-ка, я тебе скажу кое-что…
— Боков, на
— Сейчас-сейчас, — вставил Шадрин. — Пригляни за станком, Боков, я быстро. Пошли, Николай Иванович, пошли.
— Говори здесь!
— Ну, воля твоя, только я хотел так, чтобы тебе при народе конфузно не было, — сказал Шадрин вполголоса. — Ну, как? Пойдем, что ли.
Костылев нехотя пошел к цеховой конторке.
— Ты вот чего, — сказал Шадрин, затворяя за собой дверь, — Бокова на станок к себе я сам потребовал. Ясно? Душа у меня не терпит при непорядках вроде как свидетелем состоять. Ты нам в смену шалопаев этих на что сунул? Шпульникову помешали? Ну, а мы размыслили сообща, как ловчее, и порядок вроде начался. Или тебе до него интересу мало, до порядка-то?
— Порядок в цехе — это беспрекословное исполнение моих указаний! — резко ответил Костылев. — Я начальник цеха! Я приказал Новикова…
— А я тебя подметалой и не назвал, кажись? — перебил Шадрин. — Только уж раз ты начальник, ты такие указания давай, чтобы по ходу дела ложились, а не впоперек.
Внутри у Костылева все кипело. Хотелось, ой как хотелось нашуметь, гаркнуть что есть силы, сделать по-своему! Но он стоял не шевелясь, расставив ноги и злобно уставившись в заросшее лицо Шадрина. Казалось, Костылев окаменел. Таня так и ждала: сейчас выкинет какой-нибудь номер. Но, к ее удивлению, он бросил лишь короткое и сухое: «Поговорим у директора!»— круто повернулся и вышел.
Таня ждала, что ее вызовет Токарев, но он не вызывал, и она даже несколько дней вовсе не вспоминала о Костылеве; тот уехал по каким-то своим делам в Новогорск. А за это время стала известна еще одна новость.
Поручая Новикову глубокую фрезеровку сложных деталей, Таня сказала ему:
— …Только поставь вместо этой костылевскую фрезу, чтобы сколов поменьше было.
И вдруг увидела в глазах у Ильи такую опаляющую ненависть, что даже растерялась.
— Что с тобой, Илюша? — спросила она, впервые назвав его по имени.
Он ничего не ответил, и все сразу погасло. Только — Таня заметила это — всю смену после работал Новиков с каким-то невиданным ожесточением. После смены он подошел к Тане и попросил разрешения сказать ей наедине только два слова. Они зашли в цеховую конторку, и Илья угрюмо и виновато проговорил:
— Вы меня извините…
— В чем? — удивилась Таня.
— Давеча я… Ну, помните?.. Только не от вас это.
— Да что ты, что ты! — успокоила Таня. — Я просто испугалась, подумала: обидела чем-нибудь.
— Вы? Обидели? Товарищ мастер… Татьяна Григорьевна! Да вы для меня такое… такое! Разве ж я когда про это забуду!
Он стоял перед нею, молодой, рослый, широкоплечий парень, и по смуглым
— Успокойся, Илюша, — ласково уговаривала Таня, — успокойся! Будем работать, и все пойдет хорошо. Все пойдет хорошо…
Илья вытер ладонью щеки и проглотил стоявший в горле комок.
— Не хочу я, — глухо проговорил он, — чтоб думали про то, давешнее… будто на вас…
И Новиков рассказал Тане историю изобретения фрезы.
— По дурости надеялся, — закончил он свой рассказ, — думал польза будет. От меня, от карманника бывшего, от блатного! А этот… Костылеву почет, а Ильюха Новиков как отбросом был, так и остался. — Илья замолчал, потом добавил: — И доказать нечем…
То, что услышала Таня, потрясло ее. Хотелось сейчас же, немедленно кинуться в бой за этого парня, но… что делать? Как доказать, что не Костылев автор, а Новиков? Таня понимала: это невозможно.
7
Смена работала с пяти вечера. Таня шла в цех. А через фабричный двор навстречу ей, не разбирая дороги, хлюпая по лужам, размашисто шагал донельзя возбужденный Новиков.
— Татьяна Григорьевна, — тяжело дыша от волнения, проговорил он, едва поравнявшись с Таней, и протянул ей записку. — Вот!
— Что это? — Таня развернула, прочла. — Кто дал вам это?
— Федотова… Там она, у станка, у моего фрезера… На смену пришла.
В записке было всего несколько слов: «Тов. Новиков, выйдете в ночь к Шпульникову. За вас у Озерцовой будет работать Федотова». Внизу стояла подпись Костылева. «Совсем уж не стесняясь, через мою голову орудует!» — подумала Таня.
— Спокойно, Илюша, — сказала она. — Пошли!
В цехе Таня извинилась перед Федотовой, объяснила ей, что произошло недоразумение и что Новиков остается в смене, а ей придется выходить на прежнюю работу.
— Это вы подумайте, а! — всплеснула руками Федотова. — Ну только бы ему, Костылеву этому, измываться над людьми! Только бы измываться! Ну на что с места сдернул? Сам ведь домой ко мне пришел, написал записку и велел выходить. Да ведь что сказал-то! Замаялась, говорит, Озерцова с этим вот… — Федотова показала на Новикова. — Вот ведь как! Я и ребенка на вечер с трудом пристроила. Кабы зараньше знать, а то ведь в три часа пришел — и все: выходи давай! Вот измыватель-то на мою голову! Нет, знать-то, нажалуюсь я в фабком! — закончила она, достала из шкафчика сумку с припасенной к ужину едой и ушла.
— Работайте, — сказала Таня Илье, — можете не волноваться, никуда я вас не отпущу.
Костылев налетел неожиданно. Он встретил Федотову на улице, узнал, что ее отправила со смены Озерцова, и сразу кинулся на фабрику.
Он не вошел, а ворвался в цеховую конторку, с такой силой распахнув дверь, что даже перегородка заходила, как парус под ветром.
— Вы что, совсем обнаглели? — накинулся он на Таню. — Почему отменили мое указание? Почему Новиков не отправлен? Отвечайте! Вас спрашивают!