Человек находит себя
Шрифт:
Орнамент Гречанику понравился. Рисунки он оставил у себя. И дальше получилось бы все очень хорошо: Иван Филиппович успел бы вернуться домой до прихода жены, если бы… не наткнулся на нее возле магазина.
Трудно сказать, что ошеломило Варвару Степановну больше: сама неожиданная встреча или виноватый, ошарашенный вид вконец растерявшегося «нарушителя». Домой он был доставлен под конвоем и со строгим приказом ложиться немедленно. Пришлось покориться…
А когда, так и не заснув, Иван Филиппович поднялся и принялся за скрипку, Варвара Степановна
— Ну как, Танюша? — спросил Иван Филиппович, когда Таня узнала все. — Кто же вы сейчас в этом семейном трибунале: помощник прокурора или адвокат?
— Все шуточки тебе, Иван! — уже окончательно огорчилась Варвара Степановна и обернулась к Тане. — Уж сидит за скрипками — я молчу, так нет, за мебель, за вовсе чужое-расчужое дело хватается!
Таня еще ничего не успела сказать, как Иван Филиппович, тряхнув шевелюрой, стал отбиваться самостоятельно.
— Ничего ты не понимаешь, Варюша, ничего! Одним я занимаюсь, слышишь? Одним! Да и как упустить такой случай?
— Да что упустить-то, что? — не сдавалась Варвара Степановна. — Скрипку-то твою в руки берут, так хоть знают, что Ивана Соловьева работа, — а это? Поставят рисунок на мебель — а чей он?..
— Да разве в этом дело, разве в этом? — горячо заговорил Иван Филиппович. — Душа вот не стерпела, не могу рук не приложить. И ничего мне не надо! Пускай только скажут, что вот ведь чего руки человеческие могут! А значит, через меня и всему человечеству благодарность. Эх, Варюша, Варюша!..
Он говорил, и густые белые брови его то взмывали кверху, то слетались на переносице и, нависая, почти заслоняли глаза.
— Да разве возможно человеку прожить так, чтобы человеку же радости не причинить? Вот скажи-ка: ты можешь так? Ага! То-то вот и оно! Душа к этому сама тянется! Правда ведь, Танюша?
— Вот именно, радость причинить! — горячо поддержала Таня и спохватилась: —Только зачем же вы себя-то не бережете? Ну дали бы мне, я бы отнесла.
— Все это правильно, Танюша, — согласился Иван Филиппович, — только разве искра от костра задумывается над тем, куда ее несет ветер, когда и где погаснет она? Лететь и гореть на ветру — вот ее дело! Тут многое и простить можно.
— Поздно прощать-то, когда дотла сгоришь, — сокрушенно произнесла Варвара Степановна. Она махнула рукою и ушла.
А Иван Филиппович, оставшись наедине с Таней, заговорил снова:
— Вот представьте, Танюша, пришел я, допустим, домой с работы. С ног валюсь, ни есть ни пить — ничего не надо! Может, устал, а может, и кошки на сердце скребут. А мимоходом глянул на шкафик с книгами, на новый, на тот, что вчера купил, и глаз не оторвать… Гляжу и гляжу… Подошел, вблизи полюбовался. Открыл. Взял с полки книгу, может, Лермонтова или Пушкина, а то и самого Алексея Максимыча Горького. Полистал. Да так и остался на стуле рядышком. А пока читал, вроде и усталости поубавилось, и сам поуспокоился. Вот и подумайте: кто же вместе с Лермонтовым да с Горьким еще меня успокаивал, а?
И Таня после долго думала о своей
Но кто сказал: без романтики? Она снова и снова вслушивалась в неожиданную музыку вдруг полюбившихся слов: быть искрой. Лететь и гореть на ветру!
2
— Перед концом дневной смены Алексей ненадолго отлучился в контору: Гречаник наказывал зайти для разговора о проекте.
— Все ваше у директора, — оказал он Алексею, когда тот вошел к нему. — Пойдемте.
Алеквею показалось, что у Токарева сегодня хорошее настроение. Директор усадил Алексея в кресло, долго и задумчиво смотрел ему в лицо.
— Сколько классов кончал, изобретатель, сознавайся? — спросил он, улыбнулся и долго ждал ответа.
Алексей признался, что ушел из восьмого.
— Ну вот, значит, еще тебе годиков восемь, и порядок! Добрый инженер получится. — Токарев положил руку на желтую конторскую папку с белыми завязками, в которой лежал проект Алексея, и сказал: — За это вот дело молодец! Предложил я все это главному инженеру вне всякой очереди — в технический отдел и чтоб в месячный срок полную разработку! Делать твою линию будем у себя и своими силами. Как думаешь, справимся?
У Алексея даже дыхание перехватило.
— С нашими ребятами еще и не такое можно!
— Ну вот и добро! А завтра — на технический совет. Возьмите, Александр Степанович. — Токарев передал папку Гречанику, заглянул в настольный календарь и сказал — Только соберите совет в такое время, чтобы я был на месте: с утра к лесопильщикам в Ольховку собираюсь. Словом, часа на четыре назначайте.
Радостный и ликующий, Алексей стремительно бросился в цех. Первым, кого он там увидел, был Горн, по улыбающемуся лицу которого было ясно, что он осведомлен о судьбе линии.
— Спасибо вам, Александр Иванович, за помощь спасибо, — радостно кинулся к нему Алексей. — Техеовет завтра, слыхали?
— Знаю, знаю, — пророкотал Горн и начал декламировать — «Надо мною небо — синий шелк; никогда не было так хор-ро-ш-шо!»
Алексей поискал Таню, но в цехе работала смена Шпульникова, и Алексей заторопился домой. Он шагал огородами, срезал углы, шлепал прямо по лужам, в которых степенно плавали крупные ленивые пузыри — предвестники затяжного ненастья; сыпал холодный осенний дождик.
Дверь Таниной комнаты была закрыта.
— Пришла Таня? — спросил Алексей у матери, вешая на гвоздь возле печки набухшую водой кепку.
— Пришла, — отозвалась Варвара Степановна, — приборкой у себя занимается. К празднику.
Дверь комнаты отворилась. На пороге появилась Таня с ведром и тряпкой в руках. Она была в рабочем халате и босиком.
— Варвара Степановна, — сказала она, запястьем поправляя съехавшую набок косынку, — я вымою заодно и кухню, а?
— Рано, Танечка, натопчут еще до праздника-то. Потом уж.