Человек находит себя
Шрифт:
— Давай-давай, колупай, друг-товаришш, — поторапливал Ярыгин.
— Вам языком-то ладно «колупать», а раз он, проклятый, не лезет, — огрызнулся Розов, безрезультатно шаря гвоздем в отверстии. — Вот зараза, не зацепиться никак! — Степан длинно и сложно выругался.
По лестнице взбежал Саша Лебедь. Он остановился в недоумении. Брови его сдвинулись. Испуг и удивление были в его глазах. Зачем здесь эти люди? Почему гвоздь в руке Степана? Почему у него вдруг так тревожно заметались глаза?
— Ты чего здесь, а? — приглушенно спросил Саша, начиная догадываться, что становится свидетелем какого-то черного дела. Заметив на двери замок, он только
Саша стоял, не зная, что предпринять. Уйти? Они оба скроются. Но как известить людей?
— Пошли, дядя Паша, — сказал Розов, засовывая руки в карманы. — Утром проверим, раз уж запер какой-то олух.
Он шагнул к лестнице. Следом двинулся Ярыгин. Глазки его укололи Сашу, и столько темного прочиталось в них, что у того по спине брызнули мурашки.
— Не выйдет номер! — пронзительно крикнул Саша, кидаясь по ступенькам вниз и с размаху толкая Ярыгина плечом. — Не выйдет! Не уйдете далеко!
Ярыгин успел схватить его за полу ватника. Саша рванулся так, что у Ярыгина защелкали суставы пальцев. Опрометью сбежав с лестницы, Саша помчался через станочный цех.
— Сцапают при всем при том! — трусливым шепотком просипел Ярыгин, покосившись на Розова. Тот, ничего не говоря, внезапно кинулся вверх по лестнице, на площадку второго этажа к запертой изнутри на крюк двери запасного выхода. «Самому-то смыться бы! — пронеслось в голове Розова. — Пускай старый пестерь один кашу расхлебывает». Сбросив крюк, он толкнул дверь и стремглав ринулся вниз по лестнице с другой стороны корпуса. Неведомо откуда взялась прыть и у Ярыгина. Скатившись со ступенек, он вприскочку помчался вдоль забора, насмерть перепуганный, и никак не мог поспеть за Степаном, который необыкновенно быстро удалялся от него.
Поднявшись на второй этаж вслед за взволнованным, запыхавшимся Сашей Таня, Шадрин, Алексей и Илья Новиков не обнаружили ничего, кроме отворенной двери запасного выхода, свежих следов на заснеженных ступенях лестницы, на снегу возле корпуса. Следы шли и дальше, напрямик мимо штабелей к забору.
7
Илья Тимофеевич, которого Саша спозаранку известил о ночном покушении, пришел в цех сразу. Он хозяйским глазом оглядел прессы: все было в полном порядке.
— Вынимать-то когда будем? — поинтересовался Саша.
— Народ придет, тогда уж… при всех чтобы.
— Скорей бы уж, — нетерпеливо проговорил Саша.
— Терпи. Теперь-то уж все равно пакости кончились.
— Значит, это уж определенно они, да? — Глаза у Саши стали строгими.
— А ты думал кто? Эх, Шурка, Шурка! Ты вот молодой, тебе особо помнить полагается: два сорта людей на земле живет — человеки и человечишки. У одних забота— сделать побольше, у других — побольше денег слупить. Им все равно за что, лишь бы деньга, да потолще. И нам чем дальше, тем тошнее стает на грязь эту глядеть, хоть и меньше ее год от году. Сам посуди: ежели одежонка на тебе дрянь, рваненькая да припачканная, ты хоть по самые ноздри в грязи обваляйся — мало заметно будет. А ну-ка надень все новое, праздничное, светлое, да посади хоть крохотную грязинку? Душа ведь изболится, пока не смоешь. Вот и в жизни оно так. А всего досаднее, браток, что живут эти человечишки промеж нас, пользуются всем наравне, говорят по-нашему,
Саша слушал Илью Тимофеевича, глядя на него во все глаза и приоткрыв рот. Старик подергал бородку, усмехнулся.
— Рот затвори, сквозняком продует, — сказал он и тихо, тепло засмеялся.
— Таких в тюрьму надо, а то и под расстрел! — гневно проговорил Саша. — Хуже врага всякого такие вот.
— Ну это ты, браток, хватанул, — сказал Илья Тимофеевич. — У меня получилось спервоначалу: всего-навсего морду набить требуется. А после другое понял. Показать человечишкам, что ихнего ничего среди нашей жизни нету, кроме того куска земли, на котором ихние пятки стоят. Ну ладно, давай-ка, браток, к работе приготовляться, — неожиданно оборвал разговор Илья Тимофеевич и направился к своему верстаку.
Понемножку собирались люди. Они приносили с собою морозный воздух и непередаваемый запах первого настоящего снега, который с ночи валил и валил не переставая. Они снимали шапки и ватные куртки, отряхивали их у дверей и расходились пэ верстакам. Пришел и Тернин. Ярыгин ввалился уже после гудка. Только Розова почему-то не было.
Ярыгин поглядывал вокруг спокойно и независимо, будто вовсе ничего не произошло. Он неторопливо прошагал к своему верстаку, мимоходом обронив замечание насчет «снежку и погодки». Так же неторопливо разделся, повязал фартук и направился к прессу, в котором были зажаты еще вчера зафанерованные им щиты.
Начали освобождать и остальные прессы. Илья Тимофеевич распорядился разложить все щиты на верстаках, чтобы видно было. Осмотр закончили быстро. Браку не было.
— Ну, товарищ бригадир, доволен работой? — спросил Тернин, потрогав зафанерованную поверхность щита кончиками пальцев.
— Фанеровка первый сорт, — ответил Илья Тимофеевич. — Пал Афанасьич! — окликнул он Ярыгина, — ну-ка поди сюда, погляди, будь любезен, как оно по-доброму-то получается, когда пакостить некому.
Ярыгин вздрогнул, покосился на разложенные щиты, нехотя подошел.
— Ты, Тимофеич, насчет чего? — и уставился в бригадирово лицо на удивление ясным взглядом.
— А насчет того, что под замок-то, видать, не летят «чижи». Как скажешь? — Обычно спокойное лицо Ильи Тимофеевича сейчас стало гневным. Он не мог, не собирался прятать свою ненависть дольше. Смотрел на Ярыгина в упор. Ждал.
— Зря ты себя разостраиваешь, Тимофеич, — проговорил Ярыгин с мурлыкающими нотками в голосе, — да и народ в заблуждение заводишь, хе-хе… — Нарочито широкая улыбка распялила лицо Ярыгина. — Я при всем при том сам внимание обратил: аккурат новый клеек вчерася на бригаду получили, мудрено так называется… экстра, знать-то.
— Экстра, говоришь? — громыхнул Илья Тимофеевич. — Экстра, по-твоему, помогла? А мешало что? Какой клей? Какого он сорту и названия? Не контра ли, а? Ты такого не слыхивал? Отвечай, паскудная душа!
Илья Тимофеевич шагнул навстречу Ярыгину, но Тернин, стоявший рядом, и неизвестно откуда взявшийся Сергей схватили его за руки.
— Спокойно, батя, — сказал Сергей, — горячку не след пороть.
Наступила тишина.
— Ты ночью зачем на фабрику приходил? — спросил Тернин.
— Я, товаришш фабком, вчерася с самого вечера дома на полатях, извиняюся, пьяненький провалялся. Хоть старуху мою спросите, хоть соседей. Не мог я на фабрику наведаться, никак не мог. Да и к чему мне? — совершенно спокойно возразил Ярыгин.