Человек отовсюду
Шрифт:
– Здорово! – восхитился я.
– Нравится? – улыбнулся Вилли. – Наслаждайся.
– Все-таки медленно, – пожаловался я. – Через гиперканал куда быстрее.
– Если он проложен там, где надо, – наставительно заметил Вилли. – Хочешь быстрее? Пожалуйста.
Я не успел сказать «нет, не хочу», а в следующую секунду мне оставалось лишь корить себя за длинный язык. Звезды и туманности прекратили свой бег. Прямо перед нами висела планета, и вставало из-за ее края желто-оранжевое солнце. Узкой полоской сияла атмосфера. Три разнокалиберные луны, сгрудившись в кучку на черном фоне, выглядели серпиками. Планета как планета, таких много…
– Это Хлябь, – сказал Вилли. – Мы на месте.
– И каково же наше задание? – осведомился я.
– Пока
– Его нужно переправить в Ореол?
– Само собой.
– Кто этот человек?
– Ребенок семи лет. Гений. У него уникальная матрица. Такие умы появляются раз в столетие и чаще всего не находят настоящего применения. Прогноз насчет этого конкретного ребенка неутешительный: девяносто семь и семь десятых процентов за то, что он не совершит ничего выдающегося, оставшись в человеческой среде. Она погубит его интеллект, сама этого не заметив и не ощутив потери. Зато в Ореоле этому уму найдется применение. Уникальный человеческий мозг плюс Ждущие – это кое-что! Не беспокойся о ребенке, он вырастет и будет счастлив. Несчастных я там не видел. – Вилли посмотрел на меня. – Ну так что, участвуешь?
– Родители есть у этого ребенка? – спросил я.
– Только мать.
– Тогда я пас.
– Наркоманка, – уточнил Вилли. – Год назад помещена в спецлечебницу для социально опасных больных. Это такой эвфемизм тюрьмы с очень строгим режимом. Ставлю сто к одному за то, что она оттуда не выйдет. Вряд ли это существо еще помнит, что у нее есть дочь.
– Дочь? Так это девочка?
– Франсуаза Барбош. Помещена в муниципальный приют для сирот. Убогая дыра. Никто там не разглядит ее интеллекта. Никому это не нужно.
Я смолчал, но в душе согласился с его доводами. Если только Вилли не врал, операцию Ореола по извлечению гениальной девочки из клоаки следовало признать не только целесообразной, но и благородной. Хлябь – бедный мир, вроде моей Тверди. Насколько мне было известно, там произошли события, напоминающие нашу борьбу за свободу, только менее кровавые, поскольку уникальных месторождений минерального сырья на Хляби не водилось. Хлябь тяготела к Лиге. До гибели Марции метрополия занимала выжидательную позицию. Я не знал, что происходит на планете сейчас.
Наверное, то же самое, что на Тверди, – тот же колониализм, только не наглой, а ползучей разновидности. И в привлекательных одеждах.
Поймав взгляд Вилли, я отвернулся, хотя мне хотелось огрызнуться. Вилли посматривал на меня иронически. Ишь ты, мол, какой чистоплюй. О родителях девочки задумался, о заурядных человечишках, о двуногих червях, каких миллиарды. Отказался бы, наверное, разбивать родительское сердце похищением ребенка, а что бы они из того ребенка вырастили, кроме подобия самих себя? Ась? Не читай умных книжек, рано тебе еще, не приставай с вопросами, иди поиграй, кушай кашку, марш спать – и гибнет росток без полива, а там подрастет девочка, попрут гормоны, завертится в голове сексуальная каша, ну и конец мировому гению. Не вылупился, задохнулся в скорлупе, зато родители счастливы: нормальная дочь, замуж бы ее удачно выдать, да внуки чтоб были здоровые да крепкие, зубами чтоб цеплялись за жизнь, не давали себя в обиду, не позволяли оттеснить… Разве не так?
Так. То-то и оно, что так. И все равно я не участвовал бы в похищении девочки, будь у нее нормальные родители. Наверное, я и Вилли помешал бы, если бы сумел. Как творить разумное, если оно гнусно, и не ощущать себя подлецом?
Н-да… А чем я занимался на Марции, спрашивается? В том числе и этим. Бывало? Бывало. Так в чем же разница? Не в том ли, что там я точно знал, ради чего все это нужно, а сейчас сомневаюсь? И что выходит? А только то, что Ореол для меня пока еще чужд, вот и все. Как просто! И вовсе не думал Вилли, что я чистоплюй. Зуб даю, он меня понял.
– Ну, что ты решил? –
– Да. Участвую. Ты только вот что мне объясни… Предположим, тебе как офицеру разведки метрополии приказано нечто прямо противоположное заданию Ореола. Допустим, в данном случае – не допустить похищения девочки. Это только отвлеченный пример… Хотелось бы узнать, как ты станешь действовать в такой ситуации.
Вилли одобрительно крякнул.
– Буду со всем старанием охранять девочку, разумеется, а ее похищением и доставкой в Ореол займется другой мусорщик. Я потерплю неудачу, но в ней не будет моей вины, поскольку либо станут очевидны просчеты руководства, либо возникнут обстоятельства непреодолимой силы. В обоих случаях с меня взятки гладки. Понятно? Теперь о деле. Слушай, смотри и запоминай…
Планета медленно поворачивалась под нами. Желто-оранжевое солнце взбиралось все выше, и изогнутая дугой линия терминатора мало-помалу выпрямилась в струнку, разделив планету надвое, а затем изогнулась в обратную сторону. Пять шестых поверхности покрывал океан, над ним висели спирали циклонов и просто облачные гряды. Они тщились скрыть от постороннего взгляда единственный материк, довольно большой, с сильно изрезанной, а кое-где как бы вовсе несуществующей береговой линией. В центре материка громоздились горные цепи, края же были низменны – обширный пояс болот, там и сям пронизанных извилистыми реками. По той информации, что я имел о Хляби раньше, города и поселки жались именно к рекам, но не самым крупным – видимо, из-за угрозы наводнений. Существовали, однако, и прибрежные поселения, и шахтерские поселки в горах. Столица находилась примерно посередине между горами и поясом болот. Как и на моей Тверди, в ней имелись стандартные для колоний данного класса полутораметровые Врата – или, сказать точнее, столица выросла вокруг Врат. Планета была слаборазвитой, но все же не бедствующей. Типичный экспортер сырья, им и останется при любом раскладе сил в Галактике.
Насчет самой планеты я почерпнул от Вилли мало нового, но узнал название и местоположение городка, где находился искомый нами приют для сирот. Сама операция прошла настолько буднично, что не вызвала у меня никаких особых эмоций. Глубокой ночью мы снизились на ведущей в город дороге, и Вилли превратил черный корабль в разболтанный автобус незнакомой мне модели – такие, наверное, бегали по Хляби. Мы прямо подкатили к приюту, я на время нейтрализовал сторожа и, решив не будить громко храпящую ночную няню, проник в спальное помещение. Найти Франсуазу среди десятков спящих детей, никого не разбудив и не вызвав переполоха, оказалось непросто, у меня в голове сидело только фотоизображение девочки, причем на нем она не была спящей. Но я справился, так и не применив баллончик с усыпляющим газом. Портативный маломощный летаргатор продлил сон Франсуазы. Я вынес девочку на руках, и автобус тронулся. Если кто-нибудь наблюдал за нами у приюта, то наши действия, несомненно, выглядели для него как налет педофилов, и уж я не знаю, о чем бы подумал тот, кто мог видеть, как сразу за городом автобус взмыл в небо и исчез среди звезд. Когда я поинтересовался мнением Вилли на этот счет, он только отмахнулся – его не занимали подобные мелочи. Зато он не пожалел времени, чтобы убедиться: помещенная на специально выращенном диване девочка была действительно Франсуазой Барбош.
– Она? – спросил я с некоторой иронией.
– Она. Ты хорошо сработал.
– Чего там срабатывать-то было… Погоди! – Я остановил Вилли, намеревающегося, по всей видимости, приказать кораблю нейтрализовать действие летаргатора. – Я хочу кое о чем спросить…
– Опять? – Вилли вздохнул.
– Да, опять. Каким образом Ореол отслеживает тех, кто ему нужен? Нет, я понимаю: за изгнанными приглядывают, хоть память об Ореоле у них стерта… Но те, кто об Ореоле и слыхом не слыхивал, они как? Неужели Ореол отслеживает каждую человеческую особь?