Человек рождается дважды. Книга 3
Шрифт:
— Одна надежда — Омсукчанская трасса. Далеко, но у них на пилораме Есть доски, — заговорил Вагин.
— Вы уверены, что Есть?.. Значит, надо Ехать и доставать, — решил Колосов и отпустил строителей.
Омсукчанский оловорудный комбинат был в стороне от Центральной трассы. Дорогу туда только Ещё прокладывали через Буюнду. Вдоль свежего полотна дороги нетронутые леса, глухариные следы. А за Буюндой пошёл такой строевой лес, хоть вылезай и молись. Три дня он колесил по бездорожью, но лесоматериалы достал.
Постоянно встречались
Невдалеке от буюндинского моста Юрия поразила необычная картина.
Вокруг высокого человека столпилась бригада. Тот что-то говорил, смеялся и вытирал слёзы. Заключённые принялись обнимать друг друга, целоваться, бросать шапки.
Колосов попросил водителя остановиться и хотел спросить, что же случилось.
— Гражданин, здесь останавливаться нельзя. Тут строгорежимники, да и делать вам здесь нечего. А ну! — вскинул винтовку конвоир. Пришлось уехать.
Может быть, амнистия? — подумал Юрий.
В поселок Буюнда возвратились поздно. В бараках горел свет, и было необычно тихо. У крыльца нового рубленого домика стоял народ. Юрий остановил машину и подошёл к толпе. Радиоприемник доносил голос диктора, полный скорби. Какой-то военный, ухватившись за столбик крыльца, горько плакал. Диктор сообщал о кончине Сталина.
Колосов с Желниным подошли к новому корпусу механического цеха. Крышу закрыли только с торцевой части здания, а за стеной старого цеха Ещё зияли просветы между плит. Там каменщики заканчивали кладку. В просветы было видно, как торопливо бегают рабочие с кирпичом, бутом, таскают носилками раствор.
— Закончим наружные работы, заберёмся в тепло и можно браться за другие цехи. Как раз освободился опытный строитель Глагольев. Сколотим Ещё одну хорошую бригаду. — Колосов остановился, посмотрел в лицо Желнина и упрямо добавил — Что бы там ни было, а за каждого освобождающегося из лагеря рабочего я буду драться до смерти.
— Напрасно лезешь на рожон, директор. Напрасно! — Желнин с опаской покосился наверх. — Есть решение оставлять освобождающихся берлаговцев на месте прежней работы. Зарождается землячество, круговая порука, взаимопомощь. Да тут кто знает, что может произойти. Пойми, о тебе пекусь. О тебе беспокоюсь. Я своё слово сказал.
— Да уж, сказал. Выхлопотал мне в служебную аттестацию такую запись, что всю жизнь будут коситься. Да я не в претензии. — Колосов усмехнулся. — Разные мы люди и по-разному смотрим на свои обязанности.
— И без этих людей строить будешь. Отдашь всех. Что делать, раз так надо.
— Не отдам! — вспыхнул Колосов. — Да я, чёрт возьми, всю ссуду на индивидуальное строительство в расчёте на освобождающихся у Дальстроя забрал. Добился средств на вызов членов их семей. Все лагеря объездил, собирая специалистов. Значит, пусть инженеры работают забойщиками, а мастерские будут проходным двором? Ну нет. Голову сложу, а людей не отдам.
— Не забывайся, это Колыма.
Сверху посыпался бой кирпича, мусор. Желнин закрыл голову руками и отскочил под незакрытый просвет крыши. Юрий поднял глаза и заметил мелькнувший горбатый нос Цыбанюка. С бригадиров Его сняли за драки и грубость, и теперь он работал каменщиком. Над головой снова мелькнула тень, сломав луч солнца. Юрий только и успел наклониться. ТЯжёлый кирпич, скользнув по затылку, скатился по спине и рассыпался под ногами.
Перед глазами поплыли жёлтые круги, но Юрий справился с собой. Глянув вверх, он снова встретился с насторожённым взглядом Цыбанюка.
Желнин шарахнулся к стене.
— Видишь? — прошептал он, бледнея, и ушёл.
Юрий тоже вышел за ворота. Он понял, что кирпич упал не случайно. Но в кого хотели? За что? Он догнал Желнина.
— Чего ты лезешь туда, где ведутся работы? Здесь случайно и жизни можно лишиться.
— Нет, это не случайно. Это подарочек тебе. Чтобы помнил, с кем имеешь дело, — прошептал Желнин, всё Ещё озираясь.
В проём окна влетела ласточка. Под карнизом старого здания было Её гнездо. Неизвестно, каким образом сохранили Его рабочие. Желнин испуганно отпрянул.
— Брось ты, честное слово. Ласточка это, — засмеялся Юрий. — Если бы и верно что-то хотели, то ведь на крыше Есть бут, тот уже наверняка…
— Ну, гляди, тебе жить. Хотя Если случится что-нибудь с тобой, опять же я в ответе. — И Желнин ушёл, оглядываясь.
И снова тревожные мысли вернули Колосова к происшествию. Не подать вида и уйти? Подумают — испугался. СтрЯхнув с тужурки следы кирпича, Юрий подобрал обломок и поднялся на крышу.
Цыбанюк, кося глазами, прилежно ровнял мастерком слой раствора, не замечая Колосова. Его подручный, плотный парень, укладывал на леса плитки бута.
— А пожалуй, неумно, Цыбанюк. — Юрий бросил обломок кирпича на кладку. — Уж Если за что-то берёшься, старайся делать квалифицированно, — сказал он так, чтобы не понял подручный.
Цыбанюк метнул глазами по сторонам и тихо ответил:
— Да вы что? Не моя это работа, кругом же люди.
— Не надо, мы не дети. Твой нос немудрено распознать.
Цыбанюк бросил мастерок.
— Ну вышло не по адресу. Идите, пожалуйтесь. Да все вы на одну колодку, — махнул он рукой и, повернувшись к помощнику, заорал — Чего стоишь? Где камень? Иди тащи, гад!
Тот подхватил носилки и бросился к подъёмнику.
— Умер один, пришли другие, а что изменилось? — продолжал Цыбанюк. — Где правда? Ну был националистом? Ну помогал. А сколько мне было лет тогда? Расстреляли бы, уж Если так виноват. А то двадцать пять лет и вечная ссылка!
— Что за шум? — подбежал бригадир, услышав голос каменщика. Заключённые прекратили работу, насторожились.
— Неосторожно вы тут. Люди под вами ходят, — спокойно ответил Колосов. — Вот и говорю, как бы не наделать беды.