Человек с крестом

Першин Алексей Николаевич

— А где, где он, этот ваш истинный путь? Куда он вас привел? Что полезного дала ваша вера лично вам? Эта вера, если хотите, всю жизнь вас грабила. Ведь вы, пожалуй, четверть заработка отдавали попу.

— Не попу, а богу.

— Как это богу? Разве на ваши деньги не поп, а бог водку пьет? Яйца, кур, мед не поп, а бог ест?

— Тьфу тебе, богохульнику! Разве можно такие слова говорить о всевышнем?

Павел Иванович развел руками.

— Вы же сами говорите, что не попу, а богу несете приношения.

— Ах, не запутывай ты меня. Один у меня

бог остался в жизни. Если и его отнимешь, с чем я буду? — У Павлины Афанасьевны выкатились из глаз две крупные слезы.

— Вам, выходит, не бог нужен, а утешение на старости лет. Сами вы себя обманываете. Сами ругаете попов, а идете к ним. Но я верю, тетя Паша, верю: не может быть, чтобы, увидев истинное лицо вашего батюшки, вы не разглядели ложь, которой он вас учит. Истина все-таки одна, и она восторжествует. Не может такого случиться, чтобы правда гнила под лавкой, а ложь царствовала. Вы сами, верующие, когда-нибудь разоблачите попов.

— Я его, гниду поганую, в сей момент могу донага раздеть. Я всю его мерзкую жизнь знаю.

— Ну уж!

— А что ты думаешь? Или я напрасно в прокуратуре работаю сорок лет?

— А как это вы можете знать всю его жизнь? Ему уже под семьдесят, наверное, а вам и шестидесяти нет.

— Ну и что с того? Все равно знаю. Вот тут все прятала. — Сухонькая рука ее легла на грудь. — Тетка Паша никому в жизни не врала. Никому! Ни разу! Ни на боже мой! Но уж если я замечу, что мне брешут в глаза, я в жисть не прощу. Я по правде жила и по правде буду жить.

Павел Иванович нахмурился. Потом встал.

— Тетя Паша. Вы уж меня извините. Сколько раз за сегодняшний день мы начинаем этот разговор, а вы только по губам мажете. «Я знаю», «Мне известно». У меня складывается впечатление, что вас отец Василий чем-то обидел, вот вы и говорите о нем плохо. А на самом-то деле вам мало что известно.

Павлина Афанасьевна, глубоко задетая, кажется, не верила своим ушам. Лузнин почувствовал, что хватил лишку, но было уже поздно.

— Вот ты как со мной. Тебе хвакты нужны, — рассердилась Павлина Афанасьевна. — Ладно. Я тебе дам эти хвакты. У меня их во сколько! — Она провела маленькой ладонью по подбородку.

— Не сердитесь на меня…

— Ты уж молчи. И сиди тут. Я тебе за руку приведу один хвакт. Пусть он сам говорит, а я, старая, помолчу да погляжу на тебя. Вот так вот.

Павлина Афанасьевна появилась через полчаса. И не одна. Вслед за ней шла женщина лет тридцати восьми-сорока. Была ока среднего роста, небрежно одета во все черное, и только голову она повязала сереньким платком.

Лицо ее было округлое, с высоким, слегка выпуклым лбом и красивым разлетом бровей. Вздернутый носик, полные чувственные губы с грустно опущенными уголками и мягкий подбородок делали бы это лицо милым и привлекательным, если бы не его болезненная бледность. Уже давно потухли глаза и появились отечные мешки под ними, а неприятная одутловатость щек грубо нарушала созданную природой гармонию красоты.

Бросалось в глаза и другое. Хотя эта женщина и казалась испуганной,

чем-то травмированной, но на нее нельзя было смотреть равнодушно. Она вызывала сочувствие, необидную жалость к себе. Павел Иванович поймал себя на мысли, что ему хочется помочь ей, встряхнуть, ободрить.

— Вот тебе, Паша, первый хвакт. Любуйся на голубушку! — Павлина Афанасьевна живо повернулась к женщине. — Ты у меня всю правду, как есть, выложи. Я те из беды вытянула, все сделала, так уж тут не финти. Слышь, Марья?

— Слышу, тетя Паша, — шепотом ответила женщина, даже не взглянув на Павлину Афанасьевну. Гостья почему-то глаз не могла оторвать от лица Лузнина, она испуганно таращила их, будто ожидала от него чего-то, очень для себя страшного.

— Да вы садитесь, не знаю, как величать, — как можно мягче сказал Павел Иванович, придвигая женщине стул. — Садитесь, прошу вас.

— Марьюшкой ее зовут. Иль просто Марья. Чего вам всякие отчества. Мы люди простые, и разговаривай с нами попроще.

Павел Иванович улыбнулся.

— Ну, проще так проще. Разговор-то с чего начнем, тетя Паша? — осведомился Лузнин.

— Говори ты, Марья. А я, коли понадобится, тоже вставлю словечко.

Мария Ильинична Разуваева, так полностью именовали эту женщину, рассказала удивительную историю. Она-то и заставила Лузнина глубоко и всесторонне изучить жизнь церкви и ее служителей. Правда, трудился не один он: сроки следствия были довольно жесткими.

Постепенно в руках Лузнина сосредоточился обширный материал, который и взят за основу этого повествования. Материал имеет многолетнюю историю. Но мы начнем эту историю не от Адама, а изложим в той последовательности, в какой двигалось следствие.

Часть первая

ЛЮБОВЬ И НЕНАВИСТЬ

Глава 1

Бог умеет мстить

Они жили, не регистрируя брака, потому что первая жена ее суженого не хотела давать развода. Детей у Андрея от первого брака не осталось, поэтому ничто его около той женщины не удерживало. Но Андрей и Мария пожили вместе всего полгода. Началась война. Андрея призвали в армию. Он сразу же попал на фронт и погиб. Так ей сообщили. Она не верила, но поверить пришлось.

Осталась Мария Ильинична одна. Был у нее в деревне под Петровском небольшой домик, но его сожгли немцы. Без нее сожгли, потому что она была в то время в эвакуации. Когда кончилась война, Мария Ильинична в деревню не поехала — никого у нее там не осталось. Пришлось снимать углы в Петровске.

На небольшую зарплату жилось трудно, но одной все-таки прокормиться не так уж тяжело. И все было бы хорошо, может, со временем и семья бы сложилась: за Марией Ильиничной ухаживал бравый парень, в прошлом