Человек в пустой квартире

Ромов Анатолий Сергеевич

От взгляда женщины мне становится не по себе: кажется, в нем какая-то боль. Наконец она отводит глаза:

–  Не знаю, дома его нет.

–  Прошу пропустить, вынуждены осмотреть квартиру.
– Русинов делает знак группе захвата, женщина сторонится. Пока ребята проверяют обе комнаты, ванную, кухню, туалет, осматриваю прихожую. Богатой квартиру не назовешь, но все чисто и прибрано, каждая вещь на своем месте: вешалка, зеркало, полки для обуви, литография под стеклом. В открытую дверь входит Балуев с понятыми, мужчиной средних лет и

молодой женщиной; один из группы захвата, высокий рыжеволосый парень, подходит к Русинову:

–  Квартира пуста, товарищ полковник. Следов ухода не обнаружено.

Русинов поворачивается к хозяйке:

–  Вы - Лагина Надежда Васильевна? Ваш сын - Лагин Виктор Александрович?

–  Да.

–  Ваш сын подозревается в серьезном преступлении.

–  В каком?

–  В ограблении и убийстве.

–  Этого не может быть. Виктор не мог сделать ничего плохого.

Сколько подобных слов мне уже приходилось выслушивать, если б она знала. Говорю:

–  Будем рады, если это не так. Где сейчас ваш сын?

–  Не знаю.

Вступает Русинов:

–  Надежда Васильевна, запирательством и неправдой вы только повредите вашему сыну. Где он сейчас?

Хозяйка квартиры поправляет шаль, вижу, пальцы чуть дрожат:

–  Я действительно не знаю, где он.

Я достаю постановление на обыск, киваю на понятых:

–  Вынуждены обыскать квартиру, вот разрешение прокурора, ознакомьтесь.

–  Пожалуйста, не возражаю.

Говорю как можно мягче:

–  Где бы мы могли поговорить, Надежда Васильевна?

–  Где угодно.
– Кутается в шаль.
– Пройдемте в комнату, пожалуйста, вот сюда.

Садимся за журнальный столик, Лагина хмурится, я молча раскладываю бумаги. Киваю в сторону подоконника - там стоят деревянные маски: лесовик с бородой, чертик с рожками, девушка со звездами вместо глаз.

–  Красивая работа. Сын? Можете не отвечать, Надежда Васильевна, я спросила просто так.

–  Да, это сделал сын.

–  Давно он этим занимается?

–  Давно. С детства.

–  Кажется, ваш сын закончил художественное училище?

–  Окончил.
– Пытается крепиться, но по-прежнему в ее глазах отчаяние и растерянность.
– Не нужно об этом. Спрашивайте по делу, я отвечу.

–  Надежда Васильевна, вы работаете?

–  Да, раньше работала в Профтехиздате корректором, сейчас беру работу на дом.

–  Ваш сын оказался в квартире, где произошло преступление. Тяжкое преступление - убийство и ограбление. Оказался он там именно в момент, когда все это случилось. Вашего сына видели несколько свидетелей. Убит известный нумизмат, Арвид Петрович Лещенко, живущий на Двинской улице. Вы знаете этого человека?

–  Нет, первый раз слышу.

–  Ваш сын оказался в квартире убитого именно в момент убийства. Так просто, само собой, этого случиться не могло.

Молча, лишь изредка вытирая слезы ладонью, Лагина начинает плакать. Вид плачущей женщины должен вызывать жалость, но сейчас

я смотрю безучастно. Ей жаль сына, единственного, неповторимого, но разве убитый Лещенко не был таким же, единственным, неповторимым, как ее сын? Но его нет, его убили, и у меня есть множество оснований считать, что сделал это ее сын, Лагин.

–  Надежда Васильевна, успокойтесь, я ведь хочу помочь вам.

Послушно кивает, достает платок, вытирает слезы.

–  Спрашивайте, я все отвечу.

–  Когда вы последний раз видели сына?
– Так как Лагина медлит, добавляю: - Не нужно ничего скрывать, Надежда Васильевна, мы же договорились?

–  Вчера.
– Неожиданно закусывает губу, всхлипывает.
– Он не мог этого сделать, клянусь, не мог, Юлия Сергеевна! Поверьте!

–  Надежда Васильевна, мы с вами как раз и должны установить это. Вчера, то есть одиннадцатого мая. В какое время?

–  Утром. Примерно в девять утра. Он позавтракал и ушел. И все. Больше я его не видела. Пропал…

–  Он ночевал дома?

–  Да, хотя пришел поздно.

–  Вы не помните - он не был чем-то взволнован, возбужден?

–  Мне кажется, он был спокоен… Впрочем… Сейчас мне уже кажется, он был не в себе.
– Внезапно Лагина пригибается ко мне, смотрит в глаза.
– Я вам все расскажу, Юлия Сергеевна, все. Только выслушайте меня. Пожалуйста, выслушайте.

–  Конечно, Надежда Васильевна, я слушаю.

Начинает говорить горячо и тихо, почти шепотом, не обращая внимания на мою реакцию, глядя куда-то мимо:

–  Виктор… Виктор очень сильный и талантливый. Очень. Но бывает - жизнь складывается неудачно. Он очень скрытный, понимаете… Когда это случилось с ним… Двенадцать лет назад, после армии… Поймите - он был очень нервным, одаренным мальчиком. Муж у меня инженер-нефтяник, редко бывает дома, он и сейчас на Камчатке. И вот - Виктор попал в эту компанию. Наверное, он хотел утвердиться. Доказать, что он сильный. Он и боксом занимался для этого. Но он художник, понимаете - по натуре художник. И вот все вместе… Желание утвердиться, неординарность привели к этому. Я однажды спросила его, еще тогда: Виктор, зачем? И он ответил: мама, ты не поймешь этого. Я отстаиваю справедливость. Он понимал все искаженно, но тюрьма… Заключение… Оно повлияло на него, он вышел другим. Совсем другим, клянусь вам, честное слово! В лучшую сторону! Вы верите мне?

–  Да, я верю вам, Надежда Васильевна.
– Собственно, другого я ответить не могла.

–  Спасибо, Юлия Сергеевна. Спасибо. В лучшую сторону после освобождения, это бывает редко. Но он… Но он многое понял. Ну вот, а потом… Он начал работать, резчиком по дереву. Ах, как он работал в то время, какие вещи делал. Я верила, верила - можно будет все начать сначала. Ну и… Он встретил женщину. Но лучше бы этого не было.

–  Почему?

–  Не могу объяснить почему. Не могу, и все-таки знаю - она может принести только горе. Я ведь мать, я все чувствую.