Человек в степи
Шрифт:
Прислушиваясь, он поворачивал голову набок.
— Зато в сороковом… Ну, с-симулянты проклятые! Солнце вон аж куда поднимается, бьет им прямо в леток, а они еще спят, хочь каблуком по крыше бей! И шабашат чуть не в обед!.. — Старшина злобно сплюнул. — Я из-за них со всеми соседями переругался. Все настаивают, что семьи от природы выводятся — какая работящая, а какая симулянтка. А я настаиваю, что выводятся одинаковые, а потом причины на них влияют. Настаиваю — кровь с носу! — можно причины раскрыть и делать семьи на свой вкус!
Он поднял с земли велосипед, подавил
— Соседи тычут мне практику. Верно! — сказал он. — На практике при всех одинаковых условиях одна семья — рекордист, другая — лодырь. Я это сам испытал, а не верю… Какие — еще не скажу, а должны быть причины. Что хотишь, это диалектика!
Заря давно занялась, но лучи не могли пробиться через хмарь, и степь светлела в мягком, расплывшемся тумане. Может, к дождю.
Сильно и приторно тянуло цветущим подсолнухом. Пчелы просыпались, одна за другой гудели в воздухе и, сделав над пасекой облетный круг, уходили по-над дорогой.
Все было так мирно, спокойно, что глаза невольно искали сгорбленного беззубого деда в валенках, в дырявой войлочной шляпе. Вот он уже полчаса раздумчиво почесывает седую грудь старой рукой; пчела ползает по морщинам руки, а дед глядит, все глядит в рассветное поле и всей устоявшейся душой понимает и утро, и цветок, раскрывший лепестки навстречу утру, и пчелу, летящую на этот цветок…
Старшина вскинул руку, щелкнул ногтем по часам:
— Без трех пять…
Я не выдержал:
— Товарищ Смирдов! Как вы, такой молодой, отписались на пасеку?
Он движением головы бросил кубанку на глаза, поиграл ремешком планшета.
— Вы, конечно, не обижайтесь… У вас отстающие взгляды. Считаете: «Подумаешь, вулики — большое дело!..» А вы, — ноздри старшины стали резкими, — вы лучше б поинтересовались, чего нового в нашей технике, в идеях. А то даже удивительно…
— Вы напрасно, товарищ Смирдов…
— Чего напрасно? Считаете, что раз пасека — чухайся помаленьку! А что мы природу реконструируем, этим интересовались? — Раздражаясь, он хлопнул по одному, по другому карману бриджей, выдернул прозрачный плексигласовый портсигар, но, забыв, не открыл его. — Например, поинтересовались, что пчелы тыщи лет роились, когда им надумывалось? Что за сколько дней до роения работали абы как, все митинговали. Как в Лондоне!.. А теперь мы указываем — выделяем семьи, когда нам требуется. А не требуется — пр-ресекаем роевое настроение!
Он открыл портсигар, стал было набирать табак и снова не набрал.
— И во внутреннем распорядке пчелы берем руководство! Считалось, что матка в семье — единственная, нераздельная царица; соседскую матку до пчел не то что близко, на дух не подноси — убьют: природный закон… А у нас свой закон! Достигли, что по две матки живут в одном вулике — вдвое размножают кадры! И гигиену ввели пчеле — дезинфекцию! И в производство ее вникли — ставим ей вощину искусственную. Отсюдова и результаты. Не хвастаюсь, а что взял двести пудов меду, то взял! Это еще у нашего руководства такое отношение к пчеле, что не могут достать семян фацелии, а то б засеял, привез
Старшина, наконец, скрутил папиросу, чиркнул трофейной зажигалкой.
— А вы все считаете: пасека — тишь да гладь… Вы ж не проверяли наш план по воску? Не проверяли.
Затягиваясь, он понемногу отходил, становился мягче.
— Проверьте… А ведь воск как воздух необходим в авиации, в автоделе, в электрификации! Скажите, так?
— Ну, так.
— Извиняюсь, зачем «ну»? Просто «так»! Вот… А знаете, что с весны наши вулики в полряда прибавятся? Мы с этим пацаном, — он кивнул на спящего мальчишку, — так с ним и объявили.
— А выполните?
— Это не постановка: выполните, не выполните… по углю спущен план — Донбассу другое в голову не придет.
Так и по чугуну. А по пчеле иначе? Что, пчела уголь не роет? Брехня! Без урожая шахтеру не обойтись. А кто способствует урожаю? Пчела! Мед — дело пятое, следует дальше носа глядеть: пчела как опылитель — бог в повышении урожая!
Погода разгуливалась. Влажные тучи, нависшие с утра, испарялись, солнце съедало последние остатки тумана, и сухой ветер начинал рябить махры устоявшегося за ночь бурьяна.
— Бог! — повторил старшина и, глянув на небо, разбудил мальчишку: — Петя, накоси травы, поскладай на вулики. Видишь, днем припечет.
На пасеке рос гул. Пчелы выползали из летков, взвивались, плетя на солнце золотую пряжу.
Старшина взвесил контрольный улей.
— Ушло пчел семьсот двадцать граммов.
— А сколько надо?
— Столько и надо. А доброй весной, в разгар цветения, уходит по два килограмма, половина семьи.
— Что ж остальные делают?
— Мало ли! Кормилицы, согласно режиму, питают детку: три дня молочком, три — медом с пыльцой, на шестой печатают детку крышками, а матке — той все время молочко. Уборщицам — за помещение ответственность: крихта воску оборвалась либо пчелка померла, присохла — убери. И не у порога кидай, а вынеси за территорию. Другие, когда жарюка, дежурят коло летка, производят крыльями вентиляцию; какие несут караул; пол-тыщи исключительно при матке. Она червит — за ней печатай ячейки, создавай обстановку… Приемщицы — на приемке нектара. Встреть прилетную пчелу, с ее зоба перекачай в свой и лей в соты: какую ячейку запакуй медом, какую пергой или оставь порожнем — для детки.
Невольно открыл я рот, слушая о давно известной великой работе пчел.
— Здорово это у них!
— Да, постановочка крепкая, — соглашается старшина, — а все ж подходи к пчеле критически.
— В чем же?
— Во многом. Новые семьи выделяй организованно, не допускай самотека; воровство меда меж вуликами пресекай. Воровство, как и у нас, слабый участок — туды его в резинку!.. И с трутнями слабый. С них работы ноль, а жрут впятеро. Матке требуется один трутень, чтоб раз в жизни ее оплодотворить — и все. А в семьях без соображения кладут и кладут трутовые яички — вроде их на базар везти. Надо ж вмешаться. Сейчас буду их в четырнадцатом срезать — глянете.