Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь
Шрифт:
– Это вкусно. Если не ошибаюсь, то здесь картофель, два вида мяса, специи, горох… Я так и не выучила традиционный рецепт этого супа. Кажется, кладут ещё муку. Очень калорийно, но в подобном климате все калории идут по прямому назначению.
– Аляска – твоя территория?
– Да, моя территория. Даже больше, чем можно себе представить.
Алиса вытянула ноги ближе к огню. Едва за ними закрылась дверь, как она быстро стянула с себя спрятанный под одеждой комбинезон с почти истекшим запасом тепла и бросила его на печь. Как оказалась, измененная кожа ощущается как одежда и позволяет не чувствовать себя голой. Или это ударная смесь жутких химических веществ, меняющих сознание и поведенческие характеристики, сыграла свою роль. Странная вещь – человеческий мозг. Люди веками пытаются понять,
Комната почти полностью утопает во мраке, единственный источник света – две свечи, которые следует потушить, когда они лягут, и огонь в печи, святящий по краям задвижки. Причудливые тени на стенах напоминали о множестве тихих вечеров, когда Френ укладывал её спать и рассказывал сказки. Бетти открыла клапан на ключице и ввела ей необходимые лекарства. Несколько ампул разбились за время их пути, их и без этого было мало, собираясь, никто из них не рассчитывал на то, что придется задержаться. Но так вышло, одна ночь в деревне, чтобы немного отдохнуть, а завтра Ал придумает, как поступить. Она пошевелила когтистыми лапами, всеми четырьмя, потом постучала по полу хвостом, изогнулась назад, ощущая, как хвост поддерживает её тело, а над лопатками шевелятся не сформировавшиеся крылья. Иногда, ей казалось, что если долго смотреть на уродливые вещи, то со временем можно найти в них что-то красивое. Только не в этом случае.
– Я урод, - наконец, вынесла она вердикт. – Даже не представляю, что скажет моя команда, когда увидят меня такой. Наверно, что мне самое место в цирке.
– Ты обвиняешь меня в этом? – спокойно сказал Бетти.
– Нет. Если бы не ты, меня бы оттащили к главному злодею в этой пьесе. Сейчас не важно, кто в чем виноват. Нужно подумать, что делать дальше, а с остальным мы разберемся позже.
– Анальгетиков нет совсем. И питания у тебя только на сутки. Ты умрешь от голода или сойдешь с ума от боли, если “Мстители” не найдут нас в скором времени.
– Вот как… - Шутер провела ладонью по гребню на голове. – Все не так плохо, как ожидалось. Голод, холод и боль.
– Без гамма-облучения начнутся не самые хорошие процессы.
– Я умру? – даже без погружения в ситуацию и расспросов понятно, что её ждет скорая смерть. Если её не убьет все вышесказанное, то Стернс не будет продолжать её изменение. А если и продолжит, руководствуясь какими-то своими мотивами и тайными мыслями, то подобные ей не живут долго, доктор Росс говорила об этом. Она ведь монстр, чудовище, почем бы не стать ещё уродливее, почему бы не уравновесить внутреннее уродство с внешним. Ал всегда знала, что её черная, извращенная душа не подходит для милой улыбки и больших глаз. И сколько бы ни рассекалось её тело шрамами, оно не могло стать таким, каким было содержание.
– Я знаю, что ты злишься. И что ты считаешь, что это я виновата… - начинает говорить мисс Росс, но её обрывает быстрый холодный взгляд.
– Доедай и ложись спать, - глухо говорит Ал.
Ей совершенно не хочется говорить с Бетти. Вообще говорить. Она должна придумать, что скажет завтра жителям поселка, что соврет тем, кто учил её не лгать и быть честной. Она должна придумать, как добраться до станции, до единственного телефона на многие километры вокруг. И что сказать, едва заветный сигнал доберется до далекого Нью-Йорка.
“Привет! Не потеряли меня?”
“Мстители, собрались! Аляска. Координаты…”
“Мне нужна помощь…”
Поэтому ей хочется, чтобы ночь не заканчивалась. За пределами её придется бегать, думать, быть Алисой Шутер и ощущать всем своим существом гармонию изувеченного тела и уродливой души. Но здесь и сейчас она просто Френсин.
Бетти думала, что Алиса Шутер сумасшедшая. Теперь она в этом уверена. Рваться в самую чащу леса, зимой,
В Фиоре, с самого первого шага, её не покидает ощущение магии, сказочности происходящего. Будто это не привычный её мир, а что-то зазеркальное. И Алиса, которая сидит рядом с ней, такая же точно, не чужая этому миру. Даже её внешний вид – чешуя и когти – в этой деревне, в этой комнате, выглядят не так, как смотрелись бы в обычном мире, как она видела их в лаборатории. Там она была генетическим экспериментом, мутантом, уродом, но здесь… Сказочный герой, маленький дракон, которому еще предстоит вырастить крылья и стать настоящим. Бетти подумала, какую бы сказку можно было сочинить о них? Дракончик и человек выбрались из лап колдуньи? Ал прокляли, и теперь она превращается в дракона, а Бетти, как верный друг, помогает ей избавиться от проклятья, а деревня, в которую они попали, еще одно место, где они могли бы найти ответы на свои вопросы? Сказок много, и еще полгода назад, умирая от лейкоза, она не поверила бы не в одну из них, но не сейчас.
Ей хочется что-то сказать, узнать, что на уме у Ал, узнать, злится ли она на неё, и что чувствует. Но лучше не нужно. Тепло и сказочная атмосфера вокруг могут рухнуть от любого слова, любого неловкого движения. А суп действительно вкусный, гораздо вкуснее, чем она когда-либо пробовала в университетских столовых, на фуршетах конференций, в больнице, дома по рецептам или в дорогих ресторанах. Было в этом супе что-то необычное, что выделяло его из линейки других вкусов. Или это Бетти была так напугана и голодна, что была готова съесть даже жареный башмак, приправленный морским илом.
– Почему “Френсин”? – все же сделала попытку доктор. – Они называли тебя Френсин, это какое-то произношение твоего имени?
– Меня называли так в детстве. Что-то вроде прозвища. Ты ведь знаешь, что у некоторых, ммм… народов принято присоединять к собственному имени еще и имя отца? Только у меня был не отец, а наставник. Его звали Френ. А меня называли Френсин – “девочка Френа”. К четырнадцати это стало здорово доставать, но лучше так, чем быть никому не нужной.
Бетти сидела рядом с пороховой бочкой и играла со спичками – так коротко можно было писать атмосферу в их комнате. Алиса была взрывоопасна, Бетти не знала, что с этим делать, но от этого человека сейчас много зависело. Если она сорвется, то им не выбраться живыми ни с Аляски, ни даже из этого леса.
Они сложили грязную посуду на поднос возле печи, чтобы завтра отнести вниз. Ал шуршала у печи, отодвинув заслонку. “Шуршала” в понимании Бетти, которая не сталкивалась с подобными вещами до этого. Она использовала возможность и прошла мимо неё, чтобы увидеть, как девушка ловко собирает кочергой не догоревшие дрова к задней стенке. Будто делала это всю жизнь.
Алиса расправляет свою постель, укладывая подушки к стене, чтобы, ворочаясь, не прикасаться беззащитной кожей к шершавому дереву. И тут же девушка замерла, внося коррективы в заботливо свитое гнездо. Плотной чешуе не так страшно прикоснуться к дереву, занозы не попадут между чешуйками. Для изменившегося тела нужно больше места, чем она привыкла выделять для себя, поэтому подушки придется расположить по-другому или совсем убрать. Следует положить их под спину, чтобы хвост не мешал лежать. И есть ли смысл вообще ложиться, если спать она не сможет? Спать, спать и еще раз спать… Уснуть и считать все это кошмаром, повторить себе на рассвете, что во сне все не правда. Все не правда. Во сне ты можешь разбить голову ребенку, играя с ним, накричать на начальника или утонуть, но стоит солнечным лучам коснуться твоего лица, как все это закончится, и ты скажешь: “Во сне все неправда”.