Чем ближе ты находишься - тем меньше видишь
Шрифт:
Механические конструкции, изощрённые пародии из современных фильмов ужасов рассыпаются на части под прицельным огнём. Алиса ползает по развалинам, почти с наслаждением царапает руки о бетонную крошку. Пусть это и голограммы, но ощущения от них настоящие. Адреналин, холод, предчувствие сладости победы и стонов побеждённых. Как раньше, когда после каждой вылазки за пределы дома в её руках прерывалась чья-то жизнь. Не сказать, что ей это нравится, но к чему врать – нравится. Раньше только так можно было надеяться, что останешься в живых, когда стрелки на хронометре сойдутся на цифре двенадцать.
Вдруг сзади слышится лязг, слишком близко и слишком быстро, механическая тварь обнажает острые зубы. Как Алиса
Момент упущен, её сталкивают с занимаемой позиции, и она падает на холодный твёрдый пол, потому что она проиграла, и Джарвис отключил программу. Хотя, можно было ещё побороться, вернуть своё первенство, но Алиса лежала, раскинувшись на полу в огромной металлической коробке под сжигающими лампами, и чувствовала себя бабочкой, пронзённой булавкой. Странное сравнение, но в грудь словно вогнали металлическое остриё, дышать почти невозможно и двигаться тоже. Эти приступы стали происходить слишком часто. И нужно было с ними справляться. Неожиданная резкая боль, потеря ориентации, головокружение, носовое кровотечение, повторяющиеся муторные сны, от которых не убежишь на кухню или в спортзал, потому что рядом сопит огромное живое и горячее, и при попытке выскользнуть из объятий недовольно ворчит и прижимается теснее.
Алиса не понимает, зачем ей это, зачем она раз за разом вскрывает эти раны в своей памяти, не давая им затянуться, сводя на нет все усилия. Зачем хранит старую форму, пахнущую дымом и кровью, с дырами, обожженными по краям от пуль. Почему тренируется в подобной программе. Зачем в секретной папке на компьютере копии файлов, которые она принесла, будто заразу. Стив уничтожил их после пожара, но не учел, что она оставит копии в облаке.
Сержант Уильям Джеймс хранил под кроватью пластмассовый “ящик боли” с деталями от бомб и обручальным кольцом. Это те вещи, что причинили ему боль и могли его убить. Будь у неё такой ящик, что бы там было? Старая форма? Серьги? Таблетки антидепрессантов и стимуляторов? Оружие? На самом деле и в том и в другом случае в ящике лежали воспоминания. Просто они были облечены в какую-то форму.
Телефонный звонок отвлекает от второй кружки запрещённого чёрного крепкого кофе без молока и сахара. Алиса выдыхает “чёрти что!” и удивлённо смотрит на дисплей. Это не кто-то из знакомых, не из службы ЩИТ (все их номера, во-первых, были записаны в телефонную книжку, а во-вторых, не отображались вообще) и даже не секретарь Маккини, по поводу нового посещения. Номер высветился не знакомый, вполне себе обычный, даже скучный, если можно назвать телефонные номера скучными.
– Алло, - девушка зажала трубку между ухом и плечом, так как руки её были заняты кофейником и чашкой.
– Это Алиса? – спросил женский голос. – Алиса Шутер?
– Да, - неуверенно ответила она, поставив кружку на стол. Что-то в голосе на том конце провода настораживало. – Кто это?
– Барбара Морс.
– О. – Ал подошла к окну, с сомнением выглянула, будто в любую минуту могли появиться назойливые папарацци, или неведомые шутники обсыпали бы её блёстками. – Я вас слушаю.
– Я хотела бы извиниться, ты
Нет, ожидала, ты пришла в дом, где даже не была, ты знала о сигнализации и знала, что Клинт сорвётся проверить свою берлогу.
– И ещё прости меня за те слова о педофилии. Я не сразу поняла, сколько тебе лет, ты выглядишь младше своих восемнадцати.
– Мне девятнадцать, - на автомате отозвалась Шутер, обводя пальцем дома-небоскрёбы за стеклом.
– Да, девятнадцать, извини. Ты выглядишь так, будто тебе не больше пятнадцати…
В пятнадцать я потеряла наставника и совершила своё первое убийство…
– Ох, что-то я заболталась. Я хотела бы встретиться с тобой, если ты не против. Посидим, поговорим, всё же Клинт нам не чужой человек, и мы через него практически родные, может, тебе совет какой-нибудь понадобится. Не подумай чего, я просто хочу поговорить, я все эти одиннадцать лет была оторвана от мира, сейчас налаживаю связи. Знаешь, паб “Ирландия” на Сорок шестой?
“Одиннадцать лет оторвана от мира”… Милая, ты даже не знаешь, что значит быть оторванной от мира. Это не жить за пределами цивилизации, это не лежать в больнице и даже не выполнять тяжёлое задание в другой стране под прикрытием. Быть оторванной от мира значит запереться в собственноручно построенную башню и выбросить ключи. Когда тебя держит вязкая, густая тьма, а шипящий голос напевает дурные песни. Твое тело может жить и двигаться среди людей, но сердце уже не стучит, в глазах пустота, а вместо души… Хотя, душа странная субстанция. Никто не знает, как она выглядит и где находится, но знают, что болит.
– Да, знаю, - через силу говорит она, слизывая с прокушенной губы кровь.
– Встретимся там? Сегодня вечером тебя устроит?
– Конечно.
– Тогда до встречи. Только… не говори Клинту, пусть это будет нашей женской тайной.
Паб “Ирландия” соответствует своему названию, слишком много зелёного, клевера и Святого Патрика. На бежевых стенах картины с видами Ирландии, из огранённых бутылочных осколков выложено: “Мы любим Ирландию!”. В помещении гремит роковое попурри, смешанное с ирландской национальной музыкой, пышногрудые официантки в коротких стилизованных костюмах лавируют по залу с подносами и огромными кружками пива. Публика самая разная: в углу шумные подростки – нескромные девушки, облизывающиеся юноши, пришедшие в жаркую воскресную ночь в первый попавшийся бар, чтобы с него начать путешествие по клубам и забегаловкам; у стойки, где висит огромный телевизор, расположились одинокие и ищущие приключений, за столиками не замечающие вокруг себя ничего парочки и просто дружеские посиделки. Бобби машет ей с углового дивана.
– Рада, что ты пришла, - Морс хлопает изящной ладонью по кожзаменителю токсично-зелёного цвета рядом с собой. – Как добралась?
– Нормально, - пожимает плечами Ал, застёгивая карманы на толстой мотоциклетной куртке, потом снимает её и бросает на сиденье, придавив сверху шлемом.
– Будешь что-нибудь заказывать? Здесь отличное светлое пиво. Если тебе можно, конечно.
Шутер усмехается на эту провокацию и берёт в руки меню. Подошедшая официантка получает заказ на Клаусталер и сандвич с ростбифом. Барбара допивает из своей кружки пенный напиток и отдаёт официантке, попросив принести ещё. Алиса откидывается на спинку, прижимает локоть к оштукатуренной стене, осматривает зал ещё раз. Не сказать, что ей неудобно здесь находится, но да, её смущает положение. Прямо над ними кондиционер, а в сам зал наполнен сигаретным дымом так, что слезятся глаза, и даже поток холодного воздуха не спасает. Она ёжится, что не укрывается от взгляда собеседницы. Возможно, именно на это Бобби и рассчитывала, выбирая этот низкосортный паб и неудобное место.