Чемодан. Вокзал. Россия

Серенков Антон

– Вы думаете, такое было бы возможно?

– Отчего-то же ваш флигель сгорел.

Повисла неловкая пауза. Тут как раз из бильярдной один за другим, сонно крякая и продолжая какие-то свои ленивые разговоры, потянулись остальные гости. Я тоже поднялся и, как мог естественно, зевнул.

– Охота вам друг друга пугать. Я был тут два месяца назад, не было тут никаких могил. Давайте и правда спать.

Брандт уставился на меня и явно собирался что-то сказать, но Венславский, не слышавший разговора, уже приобнял жену и, свободной рукой приняв у нее чайник, повел ее на кухню, а

толстуха, давно сообразившая, что сказала что-то не то, быстро чесанула к мужу.

– Спокойной ночи, Александр Петрович, – сказала Лида и, взяв меня под ручку, повела наверх. – Хорошо, что ты всех успокоил. Я уже сама как-то бояться стала этих могил.

– Не понимаю, из-за чего сыр-бор. Даже если тут и закопан кто, так за двадцать лет же давно все сгнило.

Лида остановилась у двери выделенной нам комнаты:

– Это ты к чему сейчас? Ты видел могилы у дома или нет?

– Нет, конечно. Да их и невозможно увидеть было бы. Ну посуди сама. Поставили, допустим, над закопанными без панихиды трупами крест, и что же, он простоит без ухода двадцать лет? Да уже сто раз без ухода упал бы, а еще вернее, кто-нибудь на костер его пустил.

– Ах ты, господи! Так зачем же ты сказал, что точно знаешь, что могил нет!

– Во-первых, давай все-таки зайдем в комнату. Во-вторых, я сказал это просто для успокоения. Большевики, конечно, злодеи, но зачем женщин-то зря пугать. В-третьих, тебе очень идет это платье, весь день хотел сказать.

Лида посмотрела на меня с негодованием, но в комнату все-таки зашла.

Сын Венславского спал в детской, а его комнату и на удивление широкую кровать заняли мы. Посреди ночи я лежал, потирал затекшую руку, на которой Лида нагло валялась бог знает сколько времени, и пытался понять, сплю я или нет. Сквозь неплотно задернутые шторы на ковер падал лунный луч. То и дело брякала печная вьюшка. Над ухом настырно зудел нарезавший круги комар. Его тоже интересовало, когда же я наконец усну.

Откуда-то сверху редкими сериями то и дело раздавался не очень громкий, но пугающий до черта как будто стон. Вначале низко басило, а потом доносился короткий и очень высокий свист, переходивший в клекот – такой громкий, что доски потолка принимались дрожать. Спросонья я чуть не свалился на пол от страха, когда услышал это. Как будто огромная птица сейчас вскроет крышу, как консервную банку, и зачерпнет меня гигантской когтистой лапой. Каждый раз хотелось встать, зажечь свет и проверить, что происходит, но звуки быстро проходили, и каждый раз я успевал успокоиться и почти заснуть.

В очередной, не пойми какой по счету раз, подпрыгнув от неожиданности от этого стона, я услышал отдаленный детский крик. Уже когда все затихло, крик повторился, потом снова и снова, каждый раз чуть в другом месте, как будто ребенок, видимо, девочка Венславских, куда-то побежал. Я сел на кровати и принялся нашаривать свечку на полу. Снова раздался крик, потом грохот, а сбоку, в хозяйской комнате, послышалась возня. Лида, которая могла бы спать посреди артиллерийского расчета, только повернулась на бок и пробормотала, чтобы я потише ел. Когда я наконец зажег свечу и надел брюки, мимо двери пробежали в сторону детской.

Чуть я

высунулся в коридор, меня едва не сбила Венславская. Из черноты коридора донесся новый вскрик, на это раз взрослый. Я прикрыл за собой дверь и, прикрывая ладонью бешено метавшийся огонек свечи, прошел в темноту. На лестнице стояла, закрыв ладонями лицо, Венславская и беззвучно плакала. Она была растрепанная и совершенно забывшаяся в своих всхлипываниях. Через распахнувшийся ворот ее ночной рубашки мне была видна ее грудь, пока она механическим движением все-таки не прикрылась нормально. Я не придумал, что сказать ей, и только перевел взгляд на как раз поднявшегося по лестнице с первого этажа Венславского. Он держал в каждой руке по зажженной свече и хмурился.

– Ну где, сейчас найдется, – бормотал он. – Люба вот шума перепугалась и удрала куда-то.

– Я так и подумал.

Венславский кивком показал мне, чтобы я помог довести его жену обратно в комнату, а сам пошел впереди со своими свечами. Я шепотом извинился и приобнял сразу подавшуюся Венславскую. Мои пальцы легли на горячие даже через халат ребра. Она придерживала ворот рукой, но из него все равно доносился запах ее тела и духов даже лучше тех, которые Венславский привез Лиде. На застеленной кушетке в детской сидел мальчик и испуганно переводил взгляд с родителей на меня. Девочки в комнате не было. Мы с Венславским вышли обратно в коридор и тихо прикрыли за собой дверь.

– Такое бывало уже?

Венславский сложил руки на груди и покачал головой:

– Она после переезда здесь только два дня спала. Не спокойно, но такого, конечно, не было.

– Где она может быть в доме? Может быть, в вашу спальню пошла да заблудилась?

– Может. Ирочка, пойди лучше обратно в спальню, погляди, нет ли ее там.

Жена Венславского уже вышла из комнаты и явно не собиралась никуда идти, а равно и сидеть в каком-то определенном месте. Было видно, что это истерика и результат долгого напряжения, так что никакие доводы какое-то время на нее действовать не будут.

– Вы проводите жену, а я пока обойду этаж. Встретимся в столовой минут через пять. Разбудите Лиду, если с ней надо посидеть.

Венславский кивнул и ушел с женой, а я осмотрелся в комнате – совсем пустой, состоящей, как и наша комната, из кроватей и шкафа с кое-как разложенными после переезда детскими вещами. Обменялся сочувствующими взглядами с мальчиком:

– Что у вас случилось?

– Не знаю. Я проснулся – она кричит и плачет. Спрашиваю, что случилось, а она тово.

Я опустился на колено и посветил под пустую кровать. Там тоже было пусто.

– Ясно. Сиди здесь пока, не ходи никуда.

Я закрыл дверь детской и со свечой пошел по коридору.

– Что происходит? Горит что-то? – спросила одетая в плотную черную ночную рубашку толстая женщина, у которой из-за спины выглядывал не одетый ни во что муж.

– Привидение, может быть? – отозвался тоже вылезший на шум из комнаты Брандт. На нем была веселенькая полосатая пижама.

– Ну знайте же меру, наконец, – ответил я и грубо втолкнул его обратно в комнату. – Ничего не случилось, ребенок перепугался и поднял шум, возвращайтесь спать.