Чемодан. Вокзал. Россия
Шрифт:
А что если, думал я. Да нет, чушь. Венславский, этот изящный сукин сын. За каким, спрашивается, чертом он приперся в военное время в район, вообще-то, по бумагам являющимся тыловым. Да, до фронта от его дома пару сотен километров. Но не говоря о юридических проблемах – я мельком знал, сколько согласований потребовалось для покупки самых обычных кирпичей, цемента, досок, гвоздей, и даже это для меня звучало устращающе сложно, а сколького я не знал – с чего вообще всю жизнь жившему у бога за пазухой белоручке сюда ехать? Я ходил по комнате, как
Кабинет начальника теперь занимал Навроцкий, у него было свободно.
– Вы не заняты? Шел мимо, дай, думаю, зайду поболтать.
– Заходите, почему нет.
Я, кряхтя, уселся на стул перед его столом. Мы помолчали.
– Как вообще с работой? Хватает?
Навроцкий смешно поднял брови и обвел рукой свой заваленный папками с документами стол.
– Не жалуюсь. Вот расследуем кражу.
– Ого.
– Да. В дом на Суражской вломились среди бела дня и выкрали, подумайте только, 12 килограммов сала.
Я не очень правдоподобно рассмеялся.
– И как, раскрыли уже?
– А то. Ходили с собакой-ищейкой, она все выяснила. Улики немного помяла, а так все отлично.
– И сколько сейчас за такое дают? За 12-то килограммов сала?
– 25 палок по хребту, за 12 килограммов сала. Сегодня после обеда у нас во дворике, кстати, будут пороть. Если хотите, останьтесь, поглядите.
– Дела, дела. Не могу.
Мы еще помолчали.
– Так-с. А дело насчет, ну насчет Леонида Фомича продвигается? Есть новости?
– Новости? Это зависит от того, как много вы уже знаете.
Я рассказал, что знаю.
– Угу. Ну тогда особых новостей нет. Между нами же разговор?
Я оглянулся на закрытую дверь.
–Не понял вопроса?
–Ладно-ладно. Ну вы не пересказывайте своему коллеге, это только сплетни. Адъютант Бременкампа недавно получил повышение на Украине. Как вам такое?
Я пожал плечами.
– Не понимаете? Ладно, ну я предупреждал, что у меня только сплетни. Его не только не убили ни в тот день, ни после, но теперь еще и повысили, хоть он и был замешан в очень скользком деле. Как такое может быть?
Я честно ответил, что не знаю.
– Да, с вами каши не сваришь. Такое может быть, если он сам и был заказчик. Хорошо, заказчик – это перебор. Связной, и уж поглавнее Бременкампа. Понимаете? Это он координировал действия диверсантов, а не Бременкамп.
– А Бременкамп что же делал?
– Откуда я знаю. Ну, согласитесь, не стал бы он руководить собственным убийством.
– Да, это было бы с его стороны странно. А как же долги и прочее?
– Ну что долги. Долги отдельно, а взрывы отдельно, наверное. Все ж таки не все, кто залез в долги, потом людей убивать принимаются.
– Хорошо, ну а про адъютанта-то его какая-то у вас информация есть?
Навроцкий развел
– Как-то сложно.
– На то и сплетня. Сижу тут скучаю, от безделья всякое обдумываю. Если вам не интересно, я могу не продолжать.
– Мне нормально. Мне любопытно.
– Ага. Я тогда могу даже предположить как, – тут он запнулся, – как с Леонидом Фомичом эта штука вышла. Бременкамп сам что-то подозревать стал или попросту заметил нашу слежку. Вот и обратился, чтобы шума не поднимать, к полиции.
– Н-да, понятно, – сказал я, хотя совершенно ничего не понял.
Навроцкий покивал головой. Ему, очевидно, было неловко от того, что меня его рассказ увлекает совсем не так сильно, как его самого. Мы немного помолчали.
– Вы еще что-то хотели?
– Да нет. Ладно, хотел. Хотел спросить у вас про Венславского. Мне показалось, вы вчера сидели с таким видом, будто знаете больше других.
Навроцкий ухмыльнулся и сложил руки на груди:
– Может быть.
–Вот, именно с таким видом. Это не мое дело…
Навроцкий непроизвольно улыбнулся еще сильней.
– Да, ну так вот. Может быть, вы могли бы просто намекнуть, что ли…
– Так?
– Намекнуть, не было ли у Александра Петровича в городе некоторой, ну, как сказать. До прибытия его жены, какой-то связи…
– С советами?
– … с женщиной.
Мы уставились друг на друга. Навроцкий беззвучно посмеялся одними плечами.
– Нет, ни с какой женщиной у него ничего не было.
– Вы так уверены?
– Да. Ну, слушайте, у нас и полномочий-то особых нет, кроме как общий надзор за связями прибывших в город осуществлять. Уж это я точно знаю.
– А советы вы почему сказали?
Он пожал плечами. Поежился.
– Расскажи одну байку, но давайте это тоже только между нами будет.
Он протянул мне через стол руку. Мы обменялись рукопожатиями.
– Вы же знаете, что я не местный?
И он рассказал, как в начале лета 1917-го, безусый, отставший от части, пьяный («говорю, как есть») и со споротыми офицерскими погонами, отсиживался на квартире у вдовы прапорщика, с которым они сдружились на фронте, в местечке как раз с другой стороны железнодорожного полотна у поместья Венславских.
– Мы, разумеется, не были знакомы, да и даже само поместье я в глаза не видел. Но местность вокруг от нечего делать я тогда порядком обошел.
В одну из таких прогулок он напоролся на пришедший с фронта поезд. С поезда на перрон слезли солдаты. Навроцкий, руки в карманы, стоял и насвистывал, а неподалеку стоял начальник станции с револьвером в руке. Начальника обезоружили, сорвали погоны, привели в местечко, избивая по дороге, посадили на этапную гауптвахту, с которой выпустили двух солдат, там сидевших за покражу. Навроцкий, все так же насвистывая и обливаясь от ужаса потом, шел все это время рядом, потому что понимал, что стоит ему прибавить шаг или повернуть в сторону, как кто-нибудь из солдат непременно к нему прицепится.