Чемпионы Черноморского флота
Шрифт:
— В каком вы звании?
— Я подпоручик. Не удивляйтесь. В Корпусе морских штурманов применяется особая ветка сухопутных обер-офицерских званий — прапорщик, подпоручик, поручик и капитан. Я выпускник Черноморской Штурманской роты…
Было видно, что Горюшкин был напрочь поболтать.
— Как вы попали в плен?
— Плен? Ну, можно и так сказать, хотя мою свободу особо не ограничивают. Был страшный шторм. Вы, наверное, знаете, — я кивнул. — Первая группа, высадившись на берег, сразу попала в руки горцев. Часть наших отбили, когда прибыла подмога. Но часть утащили. Я видел, как кричали люди.
— Кавторанг Рошфор был с ними?
— Да. Потом началась
— Я его знаю. Скарятин. Ныне капитан брига «Фемистокол».
— Да-да! В общем, Поля решил взорвать корабль, если на корвет ворвутся черкесы. Я вызвался остаться с ним. Хотел или с честью погибнуть, или спасти флаг. Зарин спустился в крюйс-камеру. Я дежурил наверху. Волны усиливались. Пришлось хвататься за все, что ни попало с такой силой, что из-под ногтей кровь сочилась. Палуба начала трещать. Наружу выскочил Поля. Кричит: «Аполлон, пол в крюйс-камере задрало, вода все залила!» Я в ответ: «Беги в мою каморку!» По традиции каюта штурманов на корвете играет роль констапельской, там малый артиллерийский припас хранится[3]. Корабль снова вальнуло с боку на бок. Поля командует: «Хватай Андреевский флаг и прыгай». Прыгнул. Меня как завертит! И в сторону поволокло от берега. Одной рукой не погребешь. Сколько с волнами боролся, не помню. Уже с жизнью прощался. Тут меня джигеты и выхватили из воды. Потом оказалось, что меня не меньше двух миль снесло в сторону мыса Адлер. Еще бы немного — и выплыл бы у укрепления Святого Духа. Или потонул бы на виду у наших.
Я покачал головой: хлебнул горюшка Горюшкин!
— Флаг спасли?
— А как же! Он теперь всегда со мной!
Штурман с гордостью расстегнул мундир и показал флаг, обвязанный вокруг торса.
— Что же мне с вами делать?
— Лучше подождать. Князь — честнейший человек. Он обещал меня освободить. Отправил гонцов к абхазскому владетелю. У семьи Гечь есть свой порт. В него без проблем может зайти русский тендер или люгер и взять меня на борт.
— Таков его план?
— Да! И он отправит со мной своего брата князя Антхуа, чтобы тот вел переговоры об условиях русского покровительства. Если бы только здесь стояло русское укрепление! Гечевы боятся убыхов. И не могут рассчитывать на помощь отряда из укрепления Святого Духа, если случится нападение. Аридбаевы враждебны. Встанут стеной, лишь бы досадить своим кровникам.
… Слова Горюшкина подтвердились с пугающим предвидением уже к полудню следующего дня.
Мы стояли во дворе. Князь Ахмед-Аслан-бей показывал мне своих коней. Хвалился, что выписывает из Большой Кабарды лучших производителей, чтобы поддерживать породу. Хотел подарить мне одного скакуна редкой кауровой масти. Ни успел я придумать, как отказаться от подарка, в имение примчался гонец.
— Князь! — закричал он, падая с коня. — Люди Созрона Аридбы напали на Решида Гечбу. Убиты дворяне Микелба и Кинца. Захвачен Решид, а с ним твои родственники — Эдир-бей и Мисоуст.
— Они ранены? — с трудом сохраняя спокойствие, спросил побледневший князь.
— Не знаю!
— Что хочет этот мерзавец?
— Требует отдать ему русского офицера.
— Отрыжка шакала! Собирайте людей. Мы выступаем. Мало Ардибаевым, что русские сожгли им аулы в ущелье Лиешь. Захотели, чтобы и мы подпалили им шкуру! Зелим-бей, Курчок-Али! Вы с нами?
—
— Проклятье! Ты прав! Появление твоего отряда нарушило равновесие. Теперь каждый из пяти князей будет думать, как обернуть это в свою пользу. Но и не ответить я не могу! Канла!
— Есть два решения — плохое и хорошее.
— Говори!
— В первом случае, мой отряд останется прикрывать твое имение. Зная, что мы здесь, джигеты не рискнут напасть. Но мне кажется, Созрон просчитал такой вариант. И припас козырь. Какой? Не знаю. Он произвел на меня впечатление хитрюги.
— Он лис, а не лев! Какое второе решение?
— Я отправлюсь с отрядом Курчок-Али обратно в поместье Хасана. По пути встречусь с Аридба и попытаюсь уладить дело миром.
— А если он тебя захватит?
— Тогда мой отряд под командованием Башибузука присоединится к твоим людям, и вы разнесете Аридбиевых так, что от них мокрого места не останется.
— Ты рассуждаешь так, будто родился и вырос в Джигетии, — рассмеялся успокаивающийся князь.
«Я просто читал Джорджа Мартина, старый вождь», — подумал я про себя.
— Зелим-бей! Я ценю твою позицию и готовность прийти на помощь! Если ты уладишь дело, я подарю тебе селенье с отличным виноградником. Станешь узденем 1-й категории без всяких обязательств перед родом Гечь! Поверь, тебе пригодится такой статус. Это престижнее и почетнее, чем быть простым уорком, пусть и знаменитым!
«Сказать или промолчать, что я уже потомственный дворянин Российской империи? Нет! Не поймут!»
— Я принимаю твое предложение, князь Ахмед-Аслан-бей!
— И коня! Я настаиваю! — молвил твердо владетель Гечилера.
[1] Ныне посёлок Веселое.
[2] Опасения Зарина были не напрасны. Убыхи захватили несколько пушек. Из «единорога» обстреливали форт Александрия. Был послан отряд, отбивший орудие. Через пару лет всплыли еще две карронады. Их смог заклепать один джигет, офицер русской службы.
[3] Констапельская каюта — на больших кораблях помещение для «второсортных» офицеров — штурманов и артиллеристов. Использовалась попутно для хранения части снарядов.
Глава 14
Вася. Тифлис, конец июля 1838 года.
Княгиня Манана Орбелиани пять лет была под строгим полицейским надзором из-за участия в последнем грузинском дворянском заговоре. Но все меняется: она снова смогла собирать у себя в доме сливки грузинской знати, не вызывая подозрений в «государственном злонамерении».
Мананин круг принял Тамару как родную. Её, блиставшую в салоне баронессы Розен, тифлисское высшее общество не забыло. Еще больший интерес вызывало её путешествие в Крым, к сиятельному Воронцову, и в старую столицу, в Москву.
Княжна Орбелиани — высокая восточная красавица, слегка за тридцать — пока не боялась конкуренции с цветущей Тамарой. Она оживленно болтала с госпожой Варваци, переходя с русского на французский, с французского на грузинский и с интересом выспрашивала про все последние столичные новости. Ожидался приход братьев и кузенов Мананы. Вокруг неё постепенно складывался блестящий кружок грузинских литераторов, из которого впоследствии выросла грузинская литература с большой буквы. [1]