Чемпионы Черноморского флота
Шрифт:
До встречи с соратниками время у него оставалось. Побежал домой, думая о том, что примет первую дозу лекарства, потом смоет пот, чуть отдохнёт, и уже после этого направится на Эриванскую площадь, где и договорились встретиться с Лосевым и Дороховым.
Его путь лежал через Армянский базар — длинную кривую пышущую жаром улицу, упирающуюся в мост через Куру. За ним Васю ждала сомнительная, но желанная прохлада съемной комнаты. Поэтому он не вертел головой, не пялился на окружающую экзотику. Было бы попрохладнее, непременно бы тут задержался. Но не сегодня.
Вдруг он что-то зацепил боковым зрением. Сигнал пошел
Вася не знал, что перед ним останки пехотной русской сабли образца 1826 года с ее характерным узким доликом вдоль широкого дола. Клинок был обломан где-то посередине, гарда расколота, сохранив лишь навершие. Зато эфес в черной коже, обвитый золоченой проволокой был как новенький. В голове Милова тут же возник образ тактического ножа, который он не раз держал в руках. Правда, рукоять у такого ножа была прямой и без изысков в виде золоченого оголовья.
Поднаторев в языке жестов с Бахадуром, Вася тут же втолковал оружейнику, что он хочет. Угольком нарисовал контур лезвия, объяснил, какой минимум нужно оставить у гарды, чтобы получилась толковая защита для руки. Кое-как растолковал идею правильного баланса.
— Три манэт давай! — воинственно топорща усы, выпалил хозяин лавки и уставился немигающими и дико выпученными глазами на Васю, словно встретил его в темном переулке далеко за полночь.
Вася припомнил, как морщился аптекарь при виде ассигнации. Догадался, что от него требуют серебро. К его счастью, Шенберг выдал ему сдачу не только сторублевкой, но и монетами. Милову было и невдомек, что ушлый немец произвел обмен по грабительскому курсу. Из расчета пять бумажных рублей за один серебряный. На Кавказе обычно меняли один к четырем.
— На свой манэт! — раздраженно рявкнул Вася и пихнул в руку оружейника три рубля.
Лицо грузина мигом переменилось. Он широко улыбнулся, спрятал монеты и ткнул рукой в направлении шалмана по соседству.
— Вино!
Вася понял, что ему предлагается подождать. Винца и вправду не помешало бы. Он неторопливо и с достоинством отошел от лавки, всем своим видом показывая: работай, работай, а я прослежу!
Через несколько часов грузин вручил Вася отличный горлорез с односторонней заточкой. Даже присовокупил кожаные грубые ножны, наспех скрепленные латунными заклепками. Милов был доволен до соплей. То, что нужно! А дорогие кинжалы в оправленных серебром ножнах, пусть таскают те, кому понты дороже жизни.
Солнце уже было в зените. Раскрасневшийся от жары и вина Вася понял, что нужно торопиться. Наверняка, Бахадур его заждался. Он махнул оружейнику на прощание рукой и потрусил в сторону Куры.
Вбежав в квартиру, оторопел. В центре общей комнаты у стола стояла Тамара, которой, по мнению заговорщиков, не должно было быть до вечера. Девушка, которую и любили, и боялись, в этот момент с улыбкой вскрывала один из двух пакетов, лежавших на столе. Достала платье. Потом вытянув руки, развернулась, любуясь обновкой.
— А, Вася! Прогулялся? —
— Красивое! — Вася душой не кривил.
— Да! В нём и пойду! — Тамара опустила платье. — А где Бахадур?
Вася сглотнул слюну, приготовившись врать.
Коста. Мыс Адлер, август 1838 года.
Лаван бэн Бэтуваль не наврал. Он таки раздобыл себе часы. Золотой «Брегет», принадлежавший кавторангу Рошфору. Убыхи неплохо обогатились на грабеже «Месемврии». Часы, платиновые портсигары, кольца, перстни… Они и раньше снимали с пленных или убитых офицеров неплохой лут. Джуури великолепные часы достались по дешевке. Он выполнил задание и договорился, что матросов передадут моему отряду. Осталось их забрать и доставить в укрепление Святого Духа у мыса Адлер.
— Главного офицера отвезли в аул Хаджико в долине реки Аше в 11 верстах от устья. Отдали князю Хаджи Догомуко Берзегу, — докладывал результаты своего расследования Лаван.
— Разве князь не на реке Соча живет? — удивился я.
— Все верно. Но он боится вылазки русских. И всем говорит, что показательно казнит офицера, если ему будут угрожать. Выставит его голову над плетнем усадьбы. Далее. Штурман. Он у джигетов. Точнее у князя Гечь, который живет на реке Псоу. О его планах на пленника ничего не известно. И, наконец, лейтенант. За ним нужно ехать в горы. Но я боюсь туда отправляться в одиночестве.
— Мы немедленно отправимся к моему кунаку Курчок-Али. Упрошу его дать тебе сопровождающих. Я бывал у горных убыхов и хорошо знаю, какой отчаянный народ там живет. Лаван! Ты хорошо поработал. И большое дело сделал. Ты заслужил свое серебро.
— Давай сперва закроем вопрос с родом Чуа. Заберем моряков. Амирам и Хаддиль ждут в ауле.
— Первым делом, дружище, первым делом…
… Доставка восьмерых матросов и юнкера Филатова в укрепление Святого Духа прошла не без эксцессов. Я в одиночку подъехал к форту, изо всех сил изображая мирного горца. Напрягшийся часовой выставил на меня штык.
— Что нужно, гололобый?![1]
— Коменданта зови! Дело есть! Пленных менять будем!
Солдат ахнул.
— Моряков? — догадался.
Я кивнул. Солдат опрометью ринулся внутрь форта. Большая стая здоровенных собак осталась меня стеречь. Поглядывал на них с опаской. Те еще звери! Скалили на меня свои страшные зубы.
Из ворот в сопровождении нескольких солдат выскочил майор.
— Комендант крепости Святого Духа майор Посыпкин! С кем имею честь?
— Уорк Зелим-бей! Привез на выкуп матросов с «Месемврии».
— Ох ты батюшки! Заходи в хату, гость дорогой!
Майор Посыпкин, командир Черноморского линейного № 6 батальона, был только что назначен Головиным комендантом крепости. Мужиком оказался свойским, но звезд с неба не хватавшим. К выкупам пленных он привык: не раз участвовал в подобных сделках, выменивая казаков на соль или серебро. А самому наладить контакты с убыхами и джигетами ему было слабо. И времени еще прошло слишком мало с момента его прибытия в форт, и хватало других дел. Ситуация в вверенном ему укреплении была далека от идеальной. Об этом он практически с порога поставил меня в известность. И не переставал благодарить и нахваливать. О моей роли его уже предупредил генерал Симборский.