Чемпионы Черноморского флота
Шрифт:
Вылазка русских оказалась неожиданностью для горцев. Скорость передвижения отряда застала черкесский отряд прикрытия врасплох. Дав залп, пикет стремглав помчался к опушке ближайшей рощи. Доморощенные артиллеристы спешно привязывали станины единорога к лошадям. Непривычные к оглоблям гордые «кабардинцы» брыкались. Дело не ладилось. Стоял крик-гам, перекрываемый лошадиным ржанием. Кое-как распихали на вьючных мулов артиллерийский припас.
Русские уже карабкались через завал из срубленных деревьев. Следовало поспешать. Люди князя Берзега зацепили множеством веревок единорог
Нижняя точка складки между двумя холмами оказалась западней. Колеса единорога застряли, несмотря на все усилия горцев. Они выталкивали орудие плечами. Подкладывали под колеса камни. Но вес в четверть тонны оказался неподъемным из-за несогласованных точек приложения человеческих и лошадиных сил и сложности рельефа. Сказывалось отсутствие сноровки в транспортировке не самого тяжелого орудия. Скорее наилегчайшего из тех, которые применялись в русских войсках. У проклятых урусов выходило легко. У берзеговцев не получалось.
— Снимайте орудие с лафета! На плечах поднимем в гору! — закричал я на ходу, подбегая к группе эвакуации.
— Ты кто такой?! — заорал в ответ командир орудийного расчета.
Он выхватил из ножен старинную саблю с елманью и направил острие мне в грудь. Я тут же обнажил кинжал правой рукой, а левой, не касаясь режущей кромки, но рискуя остаться без пальцев, отвел клинок в сторону. Кинжал пристроил у правого бока, был готов к мгновенному удару. «Артиллерист» обомлел.
Забавная и смертельная вышла ситуация. Горец против горца. Самомнение против самомнения. Или честь против чести. Если он уздень или уорк, отступление подобно смерти, ибо все на глазах многочисленных свидетелей.
Я пристально смотрел ему в глаза, наливающиеся гневом. Видел, как бьется жилка у виска убыха. Как расширяются зрачки. Не уверен, что он вообще заметил, как напряглась моя рука, готовая нанести ему удар.
— А ну, выдохнули все! — вмешался Курчок-Али. Его возглас на убыхском не оставлял сомнений, что здесь все свои. — Русские — на закорках! А вы писюнами решили помериться!
«Артиллерист» выдохнул. Сложный психологический этюд можно завершить без потери чести. Он отвел назад саблю. Не признавая поражение, а соглашаясь, что сейчас не время убивать друг друга.
— Что предлагаешь? — спросил он Курчок-Али, старательно меня игнорируя.
Ага, нашел себе мальчика!
— Я сказал, — жестко отчеканил я, — что пушку нужно снять с лафета. Четверо ее легко поднимут на плечи и затащат на верх холма. Станок поволокут лошади и люди. И мы спасем и орудие, и людей! Как его снять?
— Самый умный, да? — никак не мог уняться «артиллерист» — Вот сам ее и тащи!
«Ой-йой-йой! Напугал ежа голым задом! Я этого и хотел!»
«Артиллерист» скомандовал задрать вверх станину. Откинул крепление цапф.
— Хватайтесь!
Мы с трудом отцепили
— Вперед! — скомандовал я четверке «силачей», состоящей из меня, Цекери, Курчок-Али и черкеса, похожего на пень старого дуба — такого же кряжистого и мощного. «Артиллерист» переключился на эвакуацию станка.
Мы с трудом затащили орудийный ствол на вершину холма.
— Отдыхаем! — приказал я.
Аккуратно опустили темно-коричневую «дуру». Утерли пот со лбов. Моя рука уже лежала на запальном отверстие. «Ерш», зажатый между пальцев, воткнут в нужную дырочку. По моему кивку Курчок-Али закричал, указывая вниз:
— Урус кэзэк!
«Помогай» не из нашей команды завертел головой.
Цекери выстрелил из пистолета. «Кряжистый пень» и толпа наших сопровождающих уставились туда, где на гребне холма блеснули русские штыки. Скрытый в пороховом дыму, я заколотил молотком по затычке-гвоздю. Внешне мой молоток был похож на те деревянные, которыми пользовались горцы, чтобы подбивать шомпол для зарядки ружей. Но только внешне. На самом деле этим молоточком, при желании, можно было пробить черепушку. Подготовили в крепости нужную «приблуду» вместе с гарнизонным артиллерийским офицером.
Единорог был заклепан. Если в ближайшие сутки «ерша» не извлекут, металл окислится и сцепится намертво с телом орудия. Только сверлить. Уверен, что такой простой и известный каждому хозяину дома способ из будущего черкесам недоступен.
«Ну что, князь Берзег, потанцуем?»
[1] Кама — одно из названий черкесского кинжала. Гурда — кавказская шашка.
Глава 16
Вася. Владикавказ, август 1838 года.
Дорохов действительно получил назначение в 1-ый Малороссийский казачий полк, переведённый на Кавказ вместе со 2-ым лет пять назад. Бравые хлопцы из Черниговской и Полтавской губернии служили на кордонной линии Левого крыла Кавказского Отдельного корпуса. Квартировали в станицах у Владикавказа и Георгиевска. Ничем особо себя еще не проявили. Как донцов в Черкесии, на Левом фланге их отряжали в оказии, патрули, в сопровождение-конвои. На фоне терских казаков-гребенцов выглядели они жидковато. Но Руфин не унывал. Ему бы скинуть серую шинель и избавиться от солдатского ружья, взять в руки шашку, сесть на коня — он всем покажет, чего стоит!
Странное дело, неумеренный во всем, фанфорон и хвастун, он обладал своеобразным внутренним достоинством и скромностью, понятной не сразу и не каждому. Про свои подвиги рассказывал много, с кучей ненужных пустых подробностей. А важное, действительно ценное, опускал.
В персидскую кампанию он — на самых опасных участках. Вместе с двумя сослуживцами, разжалованными декабристами Пущиным и Коновницыным, под покровом ночи проник во вражескую крепость Сардар-Абад.
— За ту рекогносцировку, — с упоением, но без низкопоклонства делился он, — сам Паскевич приказал подать в траншею шампанского и распил его с нами, с простыми солдатами!