Через лабиринт. Два дня в Дагезане
Шрифт:
Пасечник вскочил и наклонился над плитой.
— Чего не бывает, — произнес Игорь Николаевич неопределенно и, помешав ложечкой в пустом стакане, поднялся.
— Благодарю за угощение.
— Но уговор наш…
— Уговор дороже денег.
И снова он прошел по мокрой дорожке и по ломкому прошлогоднему сену мимо блестевших дождевыми каплями сосен.
— Куда ты пропал? — выскочил из тумана Сосновский.
— Чай пил.
— Чай! Валерий исчез! В его спальне даже постель не разобрана. Он не ночевал дома.
— Превосходно. Кажется, Валерий Калугин единственный, кого можно не подозревать.
— Нашел алиби?
— Напротив.
Они стояли под развесистой елкой. Сосновский в раздражении взмахнул рукой и зацепил ветку. Вода полилась на головы.
— Сил у меня нет общаться с гением! Я обыкновенный кандидат наук и считаю, что в нашей ситуации твои псевдооригинальные, высокомерные и бесплодные парадоксы совершенно неуместны!
Мазин развел руками.
— Я пытаюсь найти путь — и только.
— И отвергаешь очевидное? Валерий, именно Валерий мог войти в мастерскую, не вызвав подозрений, и выстрелить, дождавшись удара грома. Конечно, патология убийства пугает, вызывает сомнение, но сын-то он не родной, как оказалось!
— Погоди. Убил, но не убедился в смерти?
— Что здесь удивительного? Ты же поклонник Достоевского. Помнишь Раскольникова? Преступник в момент преступления подвергается упадку воли и рассудка. Именно в ют момент, когда наиболее необходимы рассудок и осторожность… Я почти цитирую. Ведь Валерий психологически, такой же тип. Чего стоил ему этот выстрел! Представляешь? Но он выстрелил, и тут же пришел упадок воли и рассудка. Ему стало невмоготу слушать пульс или сердцебиение. Он спешил уйти, сбежать. И вдруг он узнает, что отчим жив. Его охватывает шок. Он в панике. Страх гонит его наверх. Как часто бывает, преступнику везет. В руках у него чужой нож…
— Погоди. Олег помнит, что Валерий нож вернул И его не было в гостиной, когда ты сказал, что Калугин жив.
— Олег мог и спутать. А мои слова были прекрасно слышны и в его комнате. Наконец, ему могла сказать Марина.
— Между прочим, Валерий и в самом деле был к ней неравнодушен.
— Отлично!
Мазин поскучнел. Такое он наблюдал не раз: простительную, в сущности, радость при виде легкого хода. Он и сам грешил ею в свое время. В умозаключении Бориса были логика и система, но согласиться с ними Игорь Николаевич не мог. Почему? Слишком просто? Что из того? Многие убийцы вряд ли строго нормальны, они поступают противоестественно, идут на неоправданный риск, не считаются с реальностью. Отсюда неизбежные просчеты, ошибки. Зачем же усложнять?
— Борис! Твоя версия не хуже других. А других у нас вообще нет. Но я в нее пока не поверил. Возможно, от неосознанного высокомерия, в котором ты меня упрекнул, а скорее от усталости Поэтому предлагаю разделиться. Ты идешь своим курсом, а я еще подумаю. Если придумаю, узнаешь немедленно.
— Зря выкаблучиваешься, Игорь. Но дело хозяйское. Вольному — воля.
Мазин почувствовал облегчение. «Если дело так просто, в нем разберутся и без меня, если же оно очень сложно, то и я не ясновидец». И утешенный этим софизмом, он оставил Бориса и спустился к речке, подмывавшей склоны быстрой, желтой дождевой водой. Вода захлестнула валуны, вчера еще видные посреди извилистого русла, и мчалась победоносно и весело, легко одолевая каменные преграды. Поток гипнотизировал, от него было трудно оторвать глаз.
— Правда, хорошо?
На скале, у самой воды, сидела Галина, натянув
— Правда. Мне не часто приходится видеть такое.
— А я здесь выросла. Меня многие дурой считают, что в глуши живу. — Она наклонилась и вытащила из воды прибившуюся к камню сосновую ветку. — Видите, сколько домов пустых? Летом еще люди приезжают, а зимой никого. А зимой, знаете, красота какая! Когда снег везде. Не налюбуешься. — Она вдруг засмеялась с горечью — Только вот замуж выйти не за кого. Да и вообще ничего не происходит.
— Ничего не происходит? Вчера мне показалось, наоборот.
— Это вы про Михаила Михайловича? Как он там? Я никого не видела. Встала пораньше, домой собралась, да мост смыло. Сижу, жду у моря погоды.
— Калугина убили, Галя.
— Не может быть!
Мазин рассказал, что знал. Учительница слушала, широко раскрыв темные, узковато прорезанные глаза.
— Вы рано заснули?
— Нет. Олег зашел.
— Олег — парень интересный.
— Что из того?
— Как все учителя, вы женщина строгая.
— Учителя тоже разные. Да не о том речь шла… А вы странный. Спокойный очень. Доверие вызываете. Вас больные уважают, наверно?
— Больные? Я не врач, Галочка. Я работаю в уголовном розыске.
Мазин забрался на камень и присел рядом. Она посторонилась.
— Допросить решили?
— Что вы. Поухаживать Правда, я лет на пятнадцать старше Олега, но иногда женщинам нравятся солидные мужчины.
— Скажите еще, что вы не женаты. — Галина рассмеялась, но тут же спохватилась: — У людей горе какое, а мы глупости болтаем. Насчет уголовного розыска у вас получилось неудачно.
— Жаль. Я хотел расспросить об Олеге.
— Он ужасно скучный. Не похож на журналиста. Все о тропе на Красную речку толковал. Показать просил.
— Вы согласились?
— По такой погоде? Там и в хороший день шею сломать можно. Прямо помешался на своем самолете.
— Он собирается написать о нем в газете.
— Пусть пишет на здоровье. Чувствовалось, что самолюбие Галины уязвлено.
— Дорогу может показать Филипенко.
— Матвей отказался.
— Почему?
— Я знаю? Он всегда делает, что в голову придет. Живет сам себе хозяин. Начальство-то за перевалом. Зверя бьет, когда нужно и когда не нужно. Тут, конечно, без охоты не проживешь, да ведь разум требуется! И человеком быть нужно. В прошлом году пришел с гор, напился и куражится: «Я, Галина, трех туров подвалил». — «Где? — говорю. — Зачем?» Оказывается, вышел к ущелью, а туры по ту сторону, на склоне. Ну, он бах-бах… Стреляет-то без промаха. Всех трех и убил. «Скотина ты, — говорю, — Матвей. Зачем животных истребил? Ты ж их охранять поставлен!» — «Верно, Галка, — отвечает. — Потому и напился. А удержаться не смог. Душа загорелась. Смотрю — стоят на скалах. Пока сообразил, а карабин сам палит…»
— Карабин?
— Думаете, Матвей в горы с ружьишком ходит? Ружье для инспекции. У него в лесу винтовка в тайнике и патронов куча. Здесь немцы к перевалу рвались, так на леднике до сих пор оружие найти можно. Чего хорошего, а стрелять у нас любят.
— И вы стреляете?
— Еще как! Однажды Матвея проучила. Расхвастался: «Вот я стрелок, а ты с десяти шагов в корову не попадешь!» Я ему и говорю: «Бросай фуражку!» Он подбросил, от нее один козырек остался. Посмотрели бы вы на его рожу!