Через все испытания
Шрифт:
— Тоже твои, надевай поскорее.
В коридоре Миша столкнулся с Антоном Ефимовичем.
— Молодец. По-военному справился, — разглаживая усы, похвалил он. — Пошли. «Карета» ждет. Я уже запряг.
Конь шел легко, высоко выбрасывал копытами комья земли.
Через полчаса мягкие, на резиновом ходу дрожки остановились около ворот школы крестьянской молодежи.
— Вот и приехали! — Антон Ефимович молодо соскочил на землю. — Пойдем.
Директора школы отыскали в саду. Заметив их, директор с палкой в руке, круто налегая на левую
— Здравствуйте, Тихон Николаевич! — Улыбаясь, как старому знакомому, Белецкий протянул руку. — Мы опоздали?
— Да нет. Приемная комиссия соберется через неделю. — Тихон Николаевич провел широкой ладонью по крепкому Мишиному плечу. — Школа наша такая, что и общее и специальное образование дадим. Агрономом будешь. Такие кадры селу позарез нужны.
— Парень послушный, умница, — вставил Антон Ефимович, — и трудолюбия не занимать.
— Вот видишь, какую тебе лестную аттестацию дают, — улыбнулся директор. — Таким и будь. У тебя, брат, все еще впереди.
Глава 12
В общежитии — покосившемся бараке — коротко стриженная женщина с метлой в руках спросила:
— Тебе куда? — И, не дождавшись ответа, добавила: — Новенький? В восьмую.
Миша открыл дверь с небрежно нанесенной мелом восьмеркой, а навстречу — два подростка. Чубатый толстяк с редким белесым пушком на верхней губе поинтересовался:
— К нам?
— Сюда прислали.
— Располагайся, но учти: у печки занято.
В комнате ни одной койки, стекла выбиты. Миша смутился, не зная, как быть. Поискать, где получше? Но у выхода столкнулся со светлоглазым, русоволосым мальчишкой.
— Тоже сюда? — спросил тот.
— Сюда, но вот смотрю…
— А что смотреть? Давай поближе к печке.
— Уже заняли. Были тут двое.
— А, это мордатый с пузанком? Не их ли мешки да железный сундук за печкой? Пошли они… Располагайся поближе к очагу, не церемонься. Тебя как?
— Горновой, Мишка.
— А я Колька Сурмин. Подкрепимся? У меня тут целое богатство. — Достал из кармана огурцы и бурые, не успевшие созреть помидоры. — Бери. Порубаем, рванем в леваду за камышом, а то на голом полу ребра поломаем.
Миша поспешно развернул свой узелок.
— И мне хозяйка кое-что завернула. Не хотел брать, обиделась.
— Чудак. Отказываться от харча грех.
В большом льняном полотенце оказалось полбуханки хлеба, сало, кусок брынзы. Колька ахнул:
— Вот это, я понимаю, хозяйка!
— Окна позатыкать бы. Сквозит, как в трубе, — сказал Миша.
— Завтра что-нибудь придумаем, — ответил Колька. — А теперь — за камышом.
Принесли два снопа.
— Бросай рядом. Будем греть друг друга. Станет жарко, — усмехнулся Николай.
И от этой шутки неунывающего хлопца теплее стало на душе.
До наступления темноты ребята побывали на огороде. В пожухлой ботве отыскали несколько скрюченных огурцов, а Николай, кроме того, выкопал две большие морковины.
Спать
— На двоих одну бы ряднину, — прошептал Мишка.
— К тетке Фросе надо махнуть, — ответил Колька, — она у меня одна, и я у нее тоже. Радехонька будет. Сирота я. Ни отца ни матери.
Тетю Фросю ребята встретили в огороде. Она резала на мелкие кусочки желтую тыкву. Увидев ребят, всполошилась:
— Николай! Ай, молодец!
— Это мой дружок, Миша.
— Скорее, скорее в дом, ребятки.
Через несколько минут она пригласила ребят к столу, угощала настоящим чаем и вкусными пирожками, а на прощание сунула Николаю под мышку его большое одеяло, Мише завернула в коврик мягкую, невесомую подушку.
— Матрасики бы вам, — сокрушалась она, — да нет… Обязательно приходите еще.
Тетя Фрося проводила ребят до самой окраины местечка. Эта ее встреча с племянником была последней. Поздней осенью Сурмин узнал, что она внезапно умерла.
Учился Миша успешно, получал по всем предметам отличные оценки. Преподаватели ставили его в пример. Вскоре Мишу единогласно приняли в комсомол, а потом избрали членом бюро. Работа в комсомоле отнимала немало времени, но и учила многому, оттачивала классовое сознание, укрепляла идейную убежденность.
Глава 13
Избранный в состав совета школьной первичной организации Осоавиахима, Миша был назначен помощником руководителя стрелкового кружка и много времени проводил в сооруженном самими учениками тире, выдавал патроны по указанию руководителя кружка Григория Остапенко — бывшего бойца Красной Армии. И еще Миша отвечал за каждую стреляную гильзу. Свои обязанности выполнял с душой, за что получал дополнительно по одному-два патрона. Так натренировался, что бил только в десятку.
— Молодец, — хвалил его Остапенко. — На военное дело силы не жалей. Призовут в армию, а ты — почти подготовленный боец. Осоавиахим — это тебе не игрушка, а настоящая школа закалки и мужества.
— Я, Григорий Васильевич, готов хоть сегодня в Красную Армию, так ведь не возьмут. Годами не вышел. Да и годен ли?
— Годы работают на тебя. Не успеешь и глазом моргнуть, как подоспеют. А насчет годности скажу: стрелок отменный, не хлюпик, сын буденновца. Кому же, как не тебе, доверить службу Отечеству.
Окрыленный, Миша побежал в столовую. По пути встретил взволнованного секретаря комитета комсомола Петра Довганя.
— Пошли в клуб скорее, — сказал Петр.
— Зачем?
— Как зачем? Тебе разве не сказали? Клава Мунтян умерла.
— Да я же с ней в субботу говорил, здорова была, на хутор собиралась.
— Была с девушками, а когда возвращалась, подстерегли их кулацкие сынки, надругались. Клаву так изуродовали, что и спасти не удалось. Умерла в больнице. Бандюков задержали. Главарем был какой-то Курт.