Через все испытания
Шрифт:
— О ты, паныч! — зыркнул на него острыми глазенками длинношеий мальчишка, вырвал сумку. — Налетай, ребята, на буржуя!
В сумке были кусок пирога да два моченых яблока, завернутые Серафимой Филатовной на полдник. Все это он отдал бы, не сопротивляясь, но когда «атаман» схватил выпавшую из сумки книжку и вырвал несколько листков, гневом вспыхнули глаза мальчика.
— Отдай! — кинулся к нему Миша, но получил еще один удар в плечо.
Домой пришел в слезах.
— Плакса! — Из-за материнского плеча выглянула девочка.
— Люся! Так нельзя,
Миша ответил. Сдерживая слезы, он достал из сумки разорванную книжку.
— Так это моя! — воскликнула Люся. — Подумаешь! Есть из-за чего плакать.
— Ничего, Миша, — успокоила Серафима Филатовна. — Книжку дадим другую, а с ребятами этими не связывайся.
О случившемся узнал Антон Ефимович. Провожая мальчика на следующее утро в поле, он напутствовал:
— Ты не бойся, если полезут — дай вот это. — Он сунул Мише мешочек. — А для защиты позови Полкана.
На этот раз «атаман» нерешительно подошел к Мише, понял, что с Полканом шутки плохи.
— Ты — Мишка. Я знаю, — сказал он.
— А ты «атаман»?
— Пацаны придумали. Пашка я.
Видя, что ребята беседуют мирно, приблизились и остальные. Миша разделил на маленькие кусочки хлеб, брынзу. Дополнительный паек Антона Ефимовича оказался кстати. А когда Миша поведал о том, что отца убили беляки, мальчишки перестали звать панычем. Но особенно сдружились с ним после его увлекательных рассказов о прочитанных книгах. Узнав от Антона Ефимовича, что земля круглая и вертится, сообщил и об этом. Одни удивились, другие посмеивались, а Пашка выкрикнул:
— Не заливай! Если бы земля крутилась, речки пролились бы, а у Надьки платье на голову задралось бы, — рванул он за платьице сидевшую рядом чумазую девчонку — свою сестренку.
— Дурак! — треснула девочка Пашку по губам. — Все расскажу маме. И что курил…
И на этот раз Мише поверили не все, однако не отставали от него, хотели знать о разных странах, особенно о тех, где не бывает зимы.
— Вот благодать, и денег на одежду не надо, ходи круглый год голый, — позавидовал Пашка.
Сдружившись с ребятами, Миша не ощущал больше одиночества, и время проходило незаметно. Ему шел уже пятнадцатый год. Как-то, возвращаясь с поля, встретил у колодца Люсю. Надув губы, она с укором произнесла:
— Все со своими мальчишками да с Полканом. Подумаешь, какое счастье. — И, сгримасничав, убежала.
А на следующий день на кукурузном поле мелькнула белая косынка. Миша подошел поближе. Это была Люся. Она показалась ему в эти минуты совсем не такой, какой видел ее всегда, все эти годы. Люся стояла с тяпкой в руках, высокая, стройная. Толстая и длинная коса, свалившись на одно плечо, клонила голову набок, но Люся, не поддаваясь, держалась прямо и смотрела на него требовательно-насмешливо, как на несмышленыша. Такой ее взгляд казался ему оскорбительным, но хотелось, чтобы она смотрела на него только так и долго-долго. Почудилось, что от такого ее взгляда у него начинает кружиться голова, но он и этого не страшился,
— Что глядишь? — смутилась Люся. — Вон коровы в кукурузе. — Он так увлекся, что не услышал ее, и она еще громче крикнула: — С корнями рвут!
Миша прогнал коров с поля и поспешил к тому счастливому месту, где осталась Люся, но ее белая косынка уже парила над цветущим льном.
— Ой, красота какая! — вскрикнула Люся, и Миша первый раз близко увидел ее большие голубые глаза, восторженные, широко открытые.
— Красиво, — отозвался Миша, радуясь, что Люся рядом. — А ты не приходила. Здесь хорошо. Много солнца, а в небе птицы вольные.
Потом Люся появлялась в поле не раз, и Миша чувствовал себя самым счастливым из всех мальчишек, живущих на свете.
А она не просто приходила. Она жила своим воображением и шла в степь, чтобы быть ближе к солнцу, небу и Мише, который в последнее время так бесцеремонно и назойливо лез в ее мечты.
Появляясь в поле, Люся собирала цветы, плела венок или, спускаясь к ручью, извлекала из песка вымытые водой разноцветные камешки.
Приметив дружбу детей, Антон Ефимович поделился с женой:
— Книжки, подготовка уроков — похвально, помогает лучшему усвоению материала, а к чему ее походы в поле?
— Да что ты, Антоша? — добродушно отмахнулась Серафима Филатовна. — Совсем ведь дети.
— Потому и беспокоюсь. Возраст небезопасный. Вспомни себя.
— А что вспоминать? Ничего хорошего. Нас, бывало, не отпускали ни на шаг из дому.
— А ты девчонку с пирожочками в поле…
— Антоша! Ты же сам говорил, что теперь другие времена. Ничего плохого не вижу. Ты посмотри, как девочка оживилась, старается мне во всем помочь. А Миша такой хороший, стеснительный, к Люсе относится, как к сестренке.
— И все-таки нужен глаз да глаз.
Серафима Филатовна не изменила своего мнения. Дружба детей радовала ее. Частенько после окончания уроков, которые увлеченно проводил Антон Ефимович, она баловала ребят домашними сладостями, фруктами, орехами.
Однажды вечером положила на стол искусно отделанную деревянную шкатулку.
— Что тут у нас хранится? — таинственно подмигнула мужу.
В ее руке сверкнул массивный портсигар с замысловатыми завитками-инициалами.
Антон Ефимович долго смотрел на них, трогал вензеля дрожащими от волнения пальцами:
— Отцовский подарок к дню моего двадцатилетия. Как давно это было.
«А мне папа прислал часы». — И Миша вспомнил, как на хутор приходил по просьбе отца солдат-инвалид.
Глава 10
Лукьяна Мозгового Оксана застала в приемной председателя исполкома.
— Какими судьбами? — не скрывая волнения, воскликнул Лукьян Филиппович.
— Случайно узнала, что вы здесь… А мой Роман…
— Знаю, милая. Что ж поделаешь. Крепись. Детей в люди выводить надо.