Чёрная кровь
Шрифт:
Недобрый взгляд по-прежнему смотрел в спину, но Таши чувствовал, что с каждым шагом отдаляется от беды, и ощущение опасности мешалось уже не со страхом, а с облегчением. Поможет Лар, и сам уйду, и своих вытащу.
Слабый стон раздался сзади. Таши кинул взгляд через плечо. Ромар как и прежде плёлся следом, но взгляд его, хоть и затуманенный, был уже осмысленным человеческим взглядом.
– Ромар? – позвал Таши.
– Голова!.. – простонал старик.
– Ничего, сейчас станет легче, – наобум пообещал Таши. – Главное, не отставай, уже немного осталось.
Он говорил уверено, даже чуть грубовато, как давно уже никто не говорил с древним магом, а сам не мог избавиться от страха,
Однако, через несколько шагов Уника, которую ему приходилось поддерживать, вздрогнула и медленно, как бы просыпаясь, выпрямилась. Глаза, прежде устремлённые в бесконечность, обрели свет разума. Таши ослабил хватку, позволяя Унике идти самой.
Через час они добрались к месту вчерашней ночёвки. Лишь там Таши позволил себе расслабиться. Он уложил Унику и Ромара на оставшемся с ночи лапнике, набрал хвороста и валежника, споро вытер огонь – теперь на это уходило уже не так много времени – и лишь затем позволил пострадавшим рассказывать, что с ними приключилось. Выяснилось, что ни Уника, ни Ромар ничего рассказать не могут. Они помнили, как шли следом за Таши, а потом мир резко крутанулся, и они обнаружили, что идут в обратную сторону, а голова гудит немыслимой болью. Тот час, что они прошагали в беспамятстве полностью выпал из их жизни.
– Ну что ж, – заключил Ромар. – Похоже нам встретилось могучее колдовство. Не знаю, то ли это, что мы ищем, но, во всяком случае, уже что-то. Тебя, Таши, оно затронуло меньше, то ли потому, что ты поздоровее нас, то ли оттого, что у тебя не такие изощрённые способности к колдовству. Должно быть, здешний колдун бил нас нашей же собственной силой. Ну ничего, теперь мы знаем, что нас ждёт, и как-нибудь сумеем разведать, кто нас так больно пристукнул.
Ромар хорохорился и, казалось, готов был хоть сразу идти в логово неведомого лесного колдуна, но на самом деле едва сидел, да и на следующий день не сумел прийти в норму, то и дело засыпал в самые неподходящие минуты. Уника чувствовала себя не лучше, жалуясь на ломоту в костях и головную боль. В некотором роде это даже устраивало Таши, поскольку избавляло от необходимости долгих объяснений. Таши твёрдо заявил, что необходимо хотя бы день отдыхать и только после этого предпринимать какие-то шаги. Он устроил спутников на днёвку, а сам ушёл в лес, сказав, что не может больше есть болотную птицу с черемшой, а хочет поискать настоящей добычи, какую пристало приносить мужчине.
– Ты только в ту сторону не ходи, – напутствовал его Ромар. – Пропадёшь один.
– Сам знаю... – проворчал Таши недовольно. – Там лес выморочный, и лягушки не поймаешь, не то что дельного зверя.
Но на самом деле, отойдя чуть в сторону, Таши сделал круг и поспешил к заколдованному месту. Сейчас, когда за плечами не было тяжёлого груза, а за спиной – людей, которых надо оберегать, Таши чувствовал себя куда уверенней. Короткое копьё торчало над плечом, в руках изготовлен лук с наложенной на тетиву стрелой. Таши осторожно двигался, стараясь не пропустить того момента, когда подкрадётся к нему пугающее вражье колдовство. Но именно из-за того, что все чувства были настороже, он и не заметил начального момента и лишь потом осознал, что уже давно ощущает тревогу, перерастающую в откровенный страх. Больше всего изводила мёртвая тишина, какой в природе и не бывает. Это безмолвие обещало неторопливое, но неуклонное приближение неведомого. О нём ничего нельзя было сказать, и это пугало больше, чем любая явная опасность. Утешало лишь одно: Таши знал – его
Таши остановился, старательно, напоказ зевнул и крикнул, преодолевая отчаянное желание затихнуть, стать неприметным, спрятаться:
– Долго вы будете кустами шуршать? Я и младенцем мышей не боялся. Коли вы там есть – покажитесь, а коли нет никого, так и нечего кудесить зря, всё равно мне от ваших стараний не жарко, не холодно!
Разумеется никто на его призыв не объявился, и Таши зевнул ещё раз, на этот раз широко и со вкусом, выказывая всё своё презрение трусливому противнику. Прошёл ещё немного, уже не вглядываясь в чащу и опустив лук. Кого бояться? Пусть его боятся. А он отдохнёт немного и пойдёт дальше. Волоча ноги, Таши подошёл к столетней ели, опустился на мягкий пружинящий мох. Глаза слипались сами собой. Всего одну минуту... Жаль, не успел додумать какую-то мысль... а потом ведь забудется. Когда же это было? – суметь додумать мысль... Минуту посплю и вспомню.
Сон уже свалил его, когда Таши наконец вспомнил: вот так же он старался додумать важную мысль на испытании, а зелье, поднесённое Уникой, путало мысли и не давало сосредоточиться.
– Опоили! – произнёс Таши и отчаянно затряс головой, стараясь прогнать наплывающую сонливость. Глаза не открывались, тогда Таши из последних сил ударил себя ладонью по щеке. Раз, потом ещё, безжалостно, в кровь разбивая губы, хлёстко, чтобы слёзы выступали из непослушных спящих глаз. Поднялся, неловко переступая чужими ногами, пошёл вперёд. Спохватившись, поднял лук, натянул тетиву, вновь изготовившись стрелять. Теперь, когда руки были заняты, он не мог взбадривать себя звонкими пощёчинами, поэтому Таши нелепо гримасничал, чтобы работа лица отгоняла липкий сон.
– Ничего! – он специально говорил вслух. – Я Ромарову зелью не поддался, так неужто тебе уступлю? Не убаюкаешь! Я ещё погляжу вплотную, что тут за баюн выискался.
Теперь, когда он знал, с чем надо бороться, сопротивляться сну было уже не так сложно. Главное не потерять острожности, продолжать высматривать всякую мелочь, в которой, возможно скрывается новая напасть.
Таши пересёк ельник с высоким мохом, на котором он едва не уснул, и перед ним открылась широкая поляна, серая от полёгшей прошлогодней травы, в которой крошечными солнышками сияли цветки мать-и-мачехи.
Наваждение отступало, всё реже окатывая душной волной сонливости. Таши вновь ступал неслышной походкой охотника, смотрел зло и зорко, с прищуром, словно уже наводил оперённую смерть на противника, зря надеявшегося остановить его.
Бурая тень шевельнулась в кустах на том конце прогалины. Невысокая фигура, не то зверь, поднявшийся на дыбки, не то человек, укутанный в вывороченную мехом наружу шубу.
– Чужинец! – хищно оскалившись, Таши потянул тетиву. И вдруг замер, остановленный громким и отчётливым голосом, прозвучавшим у него прямо в голове:
– Ты так долго искал меня только для того, чтобы застрелить? Чужинец стоял в каких-то двадцати шагах. На таком расстоянии
невозможно ни обознаться, приняв чужака за настоящего человека, ни промахнуться, спустив стрелу с тетивы. Но почему-то Таши не стрелял, вглядываясь в круглое лицо человечка.
Тот был невысок ростом и, судя по всему, доводился роднёй ночным убийцам. Шерсть, не такая обильная как у большеглазых, но погуще, чем у диатритов, отливала в скользящих лучах солнца сверкающей зеленью, словно надкрылья жука. Человечек улыбался, неприятно щеря мелкие острые зубки. Круглая физиономия, торчащие шалашиком уши, большие глаза с вертикальным зрачком делали его похожим на чудовищного кота, вздумавшего разгуливать на задних лапах. Таши был уверен, что сзади у этого существа волочится хвост.