Чёрная кровь
Шрифт:
Таши вывернул ягдаш, вывалив на землю жалкую добычу. Спросил:
– Где хозяин?
– Я здесь, – прозвучало в голове, и Баюн появился из-за деревьев с таким видом, словно только тем и занимался, что сидел за ближайшей ёлкой, поджидая Таши.
«Что-то скрывает», – окончательно уверился Таши.
Баюн осмотрел убитых белок, последнюю даже понюхал, покачал с сомнением головой, сказал так, что услышали все:
– Ничего, и эта сойдёт, особенно если на выпушку, – потом повернулся к Унике: – Займись этим. Мясо мне отдашь, а из шкурок сошьёшь своему мужчине
– У меня своё есть, – тихо сказала Уника.
Она развязала висящий на поясе кисет, высыпала на колени нехитрое женское хозяйство: маленький скребочек, костяное лощильце, проколку зелёного камня, два клубка мятой жилки – потолще и совсем тоненькой. Баюн придвинулся посмотреть, протянул было руку к проколке и тут же отдёрнул её, словно зелёный камешек на расстоянии ошпарил ему пальцы. Однако, голос чужинца звучал так же бесстрастно:
– Твои инструменты лучше моих. Шей, как знаешь. Только на глаз шей, без примерки. Мне над этой шапкой ещё заклинания твердить.
Таши молчал с горькой усмешкой на губах. Ничего не скажешь, славно платит ему чужинец за выстрел при встрече и за то, что не поддался Таши сонным и всяким иным чарам. Не ленится кошкоподобный ставить Таши в смешные и нелепые положения. Со всеми говорил, а ему слышать не давал, потом на охоту послал, позора набираться, теперь хочет обрядить в шапку из линялой летней белки. В такой единожды на люди покажешься – больше жить не надо. Да ещё пока он в лесу телепался, здесь что-то случилось, а ему о том слова не говорят. Даже Уника молчит, и оттого особенно обидно.
Почувствовав неладное, Уника отложила полуободранную тушку, подошла к мужу, прижалась к плечу.
– Что случилось?
– У меня – ничего, – искренне ответил Таши. Весь гнев и вся обида разом испарились, едва он почувствовал приникшее к нему тело Уники, заметно огрузневшее за последние недели, с туго выпирающим животом.
– Ну, а всё-таки?
– Это у вас что-то случилось, пока я в отлучке был, – поделился сомнениями Таши.
Уника вздрогнула, потом ответила опасливым шёпотом:
– Баюн Ромару его судьбу показывал. И я видела. Охонюшки, страшно-то как!
– Не бойся, – сразу успокоившись, произнёс Таши. – Как-нибудь обороним старика. Не дадим в обиду.
* * *
К ночи добытые шкурки были содраны, тщательно выскоблены и повешены сушиться. Наутро Уника замочила их в кислом щавелевом отваре, как следует отмяла и на ночь вновь оставила сушиться. На третий день взялась за шитьё. Таши и Ромар примостились по сторонам от рукодельницы, наблюдая работу. Шапочка получалась неказистая, такую уважающий себя охотник ни за что на свете не наденет. А вот Ромару шапка явно нравилась. Он чуть не носом лез в шитьё, то и дело давал всевозможные советы: то мех подогнуть особо, то отверстие для жилки проколоть чуть в стороне. Недовольно морщился, если Уника что-то, по его мнению, делала не так, ворчал:
– Неужто не видишь, что здесь получиться должно?
– Не вижу, – виновато твердила Уника.
– Эх, нету у тебя к таким делам таланта!.. – печалился
– Я же стараюсь! – чуть не плакала Уника.
– Верно, стараешься, тут слова против не скажешь. Кое-что у тебя получается. Но могло бы получше.
Как всегда из ниоткуда явился Баюн. Сжался в комок, пристроился напротив Уники, вперился жёлтыми глазами в её работу и застыл безмолвно. Почему-то Таши был уверен, что сейчас он и в тайне не произносит ни слова. И это уважительное молчание наполняло Таши гордостью, хотя он и не понимал скрытого смысла происходящего.
Когда наконец шапочка была готова, Баюн покачал головой, цокнул языком, впервые издав слышный уху звук, и тут же унёс обновку к себе. Вернул её лишь через день, и сколько Таши ни приглядывался, никаких изменений обнаружить он не сумел. Дрянная шапчонка, в какой и на люди показаться неловко. И всё же, надевал её Таши с трепетом душевным. Шутка сказать – два таких знамых колдуна на пару старались над этой вещицей!
А на поверку, когда беличий мех опустился на макушку, ничего особенного не произошло. Таши старательно вслушивался в свои мысли и ощущения, но ничего обнаружить не мог. Шапка как шапка, чуть маловата, жмёт слегка. Выпущенный наружу хвостик щекочет правую щёку. А где же колдовство?
– Ну как? – тревожно спросил Ромар, и тот же вопрос донёсся от молчаливого чужинца.
Таши бесполезно напрягал слух, пытаясь услышать нечто потаённое, напрасно щурил глаза, желая углядеть вдали необычные приметы, признак, который указал бы, куда следует идти, где искать неведомого чародея, для поисков которого мастерили заговорённую шапку.
Ну конечно, разве из дрянной облезлой белки можно сшить хоть что-то стоящее! – Таши досадливо щёлкнул пальцем, стараясь отбросить за ухо надоедливо щекочущий хвостик. Неожиданно палец мазнул по пустому месту, и лишь тогда Таши заметил, что беличий хвостик мирно свисает возле левого уха.
Неловкое движение не было пропущено колдунами. Ромар громко вздохнул, переводя дух, а Баюн произнёс в своей обычной манере:
– Тот кто колдует запретное живёт в той стороне. Но очень далеко, поэтому ты почти ничего не чувствуешь. Потом будет действовать сильнее. А когда ты окажешься с ним рядом, то сразу это поймёшь, не спутаешь.
– Ну вот, – успокоено сказал Таши. – Сначала нарядили невесть кем, а теперь ещё в жмурки играть заставите. Буду ходить и замечать: чародей побежал направо, чародей побежал налево...
Ромар неловко поклонился лесному колдуну.
– Спасибо тебе и за помощь и за всё остальное. Не обессудь, но завтра мы в обратный путь отправимся. Отыщем злодея. Уж не знаю, как мы с ним управимся, но больше он Кюлькаса тревожить не будет.
– Будьте очень аккуратны, – меланхолично посоветовал Баюн. – Злой маг очень силён. Я тоже не знаю, как вы с ним управитесь.
– Я знаю, – мрачно пообещал Таши.
Баюн усеменил куда-то за кусты, вернулся со своим неудобьсказуемым луком, протянул его Таши.