Чёрная кровь
Шрифт:
Нет для человека зрелища гаже. И слепому ясно, что это исконный враг, ещё одна разновидность проклятого семени карликов. Увидев такого, всякий нормальный человек сначала стреляет и лишь потом подходит к корчащемуся уродцу, чтобы добить и рассмотреть внимательнее.
А Таши не стрелял, поражённый вопросом, который ему, кажется, никто не задавал. Неужто это и есть великий северный маг, о котором твердила Йога?
– Да, это я, – чётко прозвучало под черепом.
Больше сомневаться не приходилось. Это был конец трудам и надеждам. Всё оказалось зря, абсолютно всё. Непреложный закон гласит: случилась беда – требуй помощи у родичей. Не сумели помочь родные – кланяйся соседям,
Но если он говорит с тобой твоими же словами?
Тогда, тем более стреляй, поскольку этот враг не просто опасен, а страшен сугубо и трегубо. Он ужасней мангаса, ибо тот, во всяком случае, один, а за этим стоит его народ, жаждущий твоей крови, твоих земель, твоего скота, твоих ловов и, главное, жизни твоих близких. И раз он сумел похитить твой язык, то сумеет и отнять у тебя всё остальное, если ты не выстрелишь немедленно.
А если жизни твоих близких, друзей и врагов, родичей и незнакомцев уже зависят от доброй помощи чужинца, что скажет закон тогда?
Закон говорит: «Всё равно – стреляй!»
Боевой лук – наследство нерассуждающего богатыря Туны, заскрипел, согнутый до отказа, так что правая рука ушла далеко за ухо. Такой выстрел прошивает противника насквозь, кремнёвый наконечник выйдет со спины, и его не придётся вырезать. Чужинец приветливо скалился,не глядя на стрелу, а, быть может, просто не понимая, что это такое. Плавно, как на состязаниях, Таши спустил тетиву. Воловья жила звонко щёлкнула, лук пружинисто разогнулся, метнув стрелу к цели. И больше ничего не произошло: чужинец не согнулся и не упал, он даже не вздрогнул, и в его позе ничто не изменилось. Таши умудрился промазать, стреляя в упор, и теперь лучшая, надёжно заговорённая стрела валялась где-то во мху или торчала, вонзившись в еловый ствол.
– Ты храбрый мальчик, – прежним колдовским способом произнёс чужинец. – Ты честно заслужил свою гибель. Жаль, что я не люблю убивать. Уходи. А если тем, кто пришёл с тобой, есть что сказать мне, то пусть они ждут меня завтра на этом месте.
– Им не пройти сюда, – угрюмо сказал Таши.
– Завтра они пройдут. Я пропущу.
– Я передам твои слова, – согласился Таши.
Он опустил лук и пошёл вперёд, прямо на чужинца. Должно быть, тот не ожидал такого: на кошачьей морде впервые обозначилось замешательство. Таши остановился и объяснил, не глядя на чужинца:
– Сначала я должен найти стрелу. У меня осталось мало хороших стрел.
* * *
Костерок уютно похрустывал ломкими сосновыми ветками. Иных звуков в этот вечерний час не было. Как и прежде, заколдованный лес непроницаемо молчал, словно весна не трубила над миром в миллион лебединых кликов. Молчали и собравшиеся вокруг огня, сидели, как сидят давно знакомые и обо всём переговорившие люди.
Таши встревожено переводил ищущий взгляд с одного лица на другое. Ромар, Уника и... такое и во сне не привидится – сидящий с ними рядом чужинец. Не соврал котяра, пропустил путников к своей ухоронке, вышел навстречу, дозволил костёр распалить, а теперь сидит и третий час кряду помешивает угли медленно сгорающей палочкой, словно и прежде знавал огонь и дело это ему в привычку. И Ромар с Уникой сидят, как ни в чём не бывало, будто каждый день неведомые чужинцы греются у людских костров.
Огонь сполохами гуляет по сосредоточенному
– Я тоже хочу слышать, – вслух произнёс Таши.
Тут же вспыхнуло что-то во лбу над глазами, как бывает, если выйдешь резко из полутьмы землянки, забыв, что снаружи солнечный полдень. И вместе с тем Таши услыхал знакомый размеренный голос:
– ...они тоже с места не от хорошей жизни снялись. Засуха выгнала. В их солончаках сейчас ни змея, ни тарантул, ни чешуйчатый варан – никто не выживет. Кюлькас никого не выделил, всех за глотку схватил.
– Что же делать? – спросил второй голос, такой же глухой и невыразительный, что и первый. Голоса были столь похожи, что казалось будто один человек нелепо развлекается, беседуя сам с собой.
Таши завертел головой, ища поблизости второго чужинца, и лишь потом сообразил, что вопрос задал Ромар. Значит, он не только слушает, но и научился уже говорить на тайный колдовской манер. Так что пусть карлик не особо задаётся – люди тоже кой-что могут.
– Вы пришли просить помощи у меня, – звучал бесстрастный голос. – Но выходит так, что я должен просить помощи у вас. Я не могу усыпить предвечного великана. Вернее, я смог бы сделать это, если бы мне никто не мешал, но сколько я ни пытался, в мои чары вмешивается чья-то злая воля и разрушает всё, что я сделал. Я не знаю, кто оказался настолько беспечен, чтобы будить магию мёртвой стихии. Я не знаю даже к какому из враждующих народов относится этот маг, но пока он не прекратит тревожить предвечного, Кюлькас не успокоится и будет носиться по миру, сея разрушение. И никому, будь он хоть во сто крат сильнее меня, не удастся успокоить стихию. Ломать всегда проще, не надо быть мудрецом, чтобы открыть эту истину. Поэтому я прошу вас найти того, кто нарушил покой колдовского мира и убедить его оставить опасные дела, в чём бы они ни заключались.
– И что будет тогда? – прозвучал вопрос.
– Тогда мне постепенно удастся успокоить разгневанную стихию, и через два или три года Кюлькас вновь уснёт.
– А что будет с миром за эти два или три года?
Чужинец очень человеческим жестом развёл поросшими бурой шёрсткой руками.
– Я тоже не всесилен. Я делаю что могу и не могу делать больше.
– Положим, – произнёс Ромар вслух, – что мы отыщем достаточно убедительные доводы, чтобы уговорить преступного мага оставить свои дела. Но прежде нам надо найти этого красавца. Безумец, обратившийся к стихийной магии должен вершить чудовищные и безумные дела, иначе просто незачем черпать из этого источника. А я пока не видел, чтобы в мире бушевала великая сила, кроме самого Кюлькаса, конечно. Поэтому я не знаю, как искать разбудившего зло.
– Здесь я помогу, – без всякого выражения ответил мысленный голос.
– Есть способ найти любого, кто нарушает запреты. Вот этот юноша, – когтистый пальчик указал на Таши, – глубоко чтит законы рода и поэтому сможет найти того, кто растоптал всякий закон.
Перед мысленным взором Таши мгновенным хороводом промелькнули бесчисленные его преступления и прегрешения, нарушенные правила и растоптанные обычаи. Предки-хранители, да большего непослушника в роду не бывало!
– Он глубоко чтит закон, – возразил чужинец так, словно услышал всю горькую Ташину исповедь, – и всегда старается следовать ему. Но ещё выше он чтит священный закон жизни. Я уверен, что он будет идти по следу преступника, как охотничий пёс за подранком.