Черная мантия. Анатомия российского суда

Краснокутская Любовь Васильевна

Зал заволновался, как на футбольном матче после несостоявшегося пенальти. Но прокурор невозмутимо гласил дальше: «Дактилоскопическая экспертиза бутылок из-под водки и пластиковых бутылок из-под минеральной воды, пачек из-под сигарет, трех рюмок». Вот где пригодилась криминалистика: «Вывод эксперта: на поверхности бутылки под названием «На березовых бруньках» выявлен след папиллярного узора, оставленный большим пальцем левой руки Квачкова В. В., след на бутылке с минеральной водой оставлен не Квачковым В. В., а другим лицом, два следа с бутылки «Богородская мягкая» оставлены указательным и средним пальцами гражданина Яшина Р. П. Другие следы оставлены не Яшиным, не Квачковым, не Найденовым, а другими лицами».

Зал облегченно выдохнул: теперь точно стало известно, что водку на даче Квачкова пили сам хозяин дачи, напирая на бутылку большим пальцем левой руки, а собутыльником являлся Яшин, который прикасался к бутылке весьма оригинально — указательным и средним пальцами. Похоже, он за нее попросту держался, что не удивительно после трех принятых на двоих поллитр.

Прокурор же, как

поднаторевший экскурсовод, намерен был и дальше удивлять зрителей научными изысканиями экспертов. Он подступил к оглашению взрыво-технических экспертиз. Сначала сухо поведал об экспертизе двух взрывателей от ручных гранат, найденных на даче Квачкова при третьем обыске. Вывод эксперта потрясал неоспоримой логикой, и прокурор ею явно гордился: «Это взрыватели ручных гранат». Поскольку БМВ Чубайса не гранатами закидывали, то предназначение взрывателей не обсуждалось. Затем последовало оглашение взрыво-технической экспертизы подрывной машинки, найденной в дачном гараже Квачкова. И снова эксперт блистательно доказал, а прокурор не без торжества озвучил его вывод: «Предмет является подрывной машинкой ПМ-4, изготовленной промышленным способом, и боеприпасом не является». Следующий объект взрыво-технической экспертизы и вовсе вызвал изумление аудитории. Это был прибор для установки электроуправляемых минных полей. Чего только не скопилось в дачном гараже Квачкова за годы службы! Но и этот предмет, по убеждению эксперта-взрывотехника, взрывным устройством не являлся, что прокурор и довел до сведения уже уставших разочаровываться слушателей. А ведь как заманчиво рисовало многим бойкое воображение: броневик главного электрика Чубайса несется по электроуправляемому минному полю и…

Но главная сенсация ждала нас впереди. Это была взрыво-техническая экспертиза взрывпакета, найденного в самой квартире Квачкова. Тут уж не отговоришься, что подкинули, — отличный вещдок, неоспоримый, и, главное, несомненно, принадлежит обвиняемому. Голос прокурора Каверина стал позвякивать металлом обвинения: «Выводы эксперта: этот предмет является взрывпакетом цилиндрической формы. При срабатывании взрывпакетов поражающих факторов не производится. Взрывпакеты применяются на войсковых учениях и не являются боеприпасами. Взрывпакет исправен и пригоден по назначению. Но! — прокурор на секунду умолк, чтобы присутствующие до конца прочувствовали трагизм. — Но! Если поместить взрывпакет в металлический корпус и подорвать, возможен разрыв металлического корпуса! С поражением людей! С летальным исходом!»

В свете оглашенной экспертизы для следователя, склонного к сочинительству, здесь открываются необозримые просторы творчества. Во-первых, взрывпакет можно привязать к ручной гранате, тогда летальный исход наверняка обеспечен. Во-вторых, взрывпакет легко приладить к мине-растяжке, тогда поражающий эффект еще сильнее. Наконец, взрывпакетом можно оснастить баллистическую ракету. Жертвы будут, как от оружия массового поражения. Вот что значит с умом и фантазией следователя использовать простой взрывпакет, применяемый на учениях и не являющийся боеприпасом!..

Настал черед молекулярно-генетических экспертиз. Вопросы, заданные эксперту, и оглашенные прокурором, звучали как-то юмористически: «Имеются ли на окурках с дачи Квачкова следы слюны. Если имеются, то принадлежат одному или разным лицам?» И, представьте себе, молекулярно-генетическое исследование показало, что «на всех окурках имеются биологические следы, которые принадлежат разным индивидумам». Факты — упрямая вещь, эксперт — молекулярный генетик — обнаружил, что «принадлежность слюны на окурках Квачкову В. В. исключена на 100 процентов». На те же 100 процентов эксперт исключил возможность курения на даче и для Найденова. Но зато совершенно точно было установлено, что сигареты курил гражданин Яшин. Прокурор убежденно зачитал научно обоснованный текст: «Вероятность принадлежности ему слюны на окурках — 99,999 процентов, то есть случайное совпадение возможно лишь одно на миллион жителей планеты».

И все же не точность подсчетов принадлежности слюны на окурках — до тысячных долей процента — поразила нас до глубины души, а биологическая экспертиза куртки «из комбинированного материала серого и черного цветов» с дачи Квачкова. Куртка, на радость следователям, оказалась ношеной, а, значит, имеющей биологические следы. Экспертов-биологов озадачили вопросом: «принадлежат ли подсудимым пот, волосы человека с этой куртки?» И вот что ответили эксперты, их строго научные формулировки прокурор Каверин зачитывал старательно, но почему-то с мрачным выражением лица: «Пятнадцать объектов, обнаруженных на куртке, являются волосами. Из них девять объектов — это волосы человека. Они могут происходить с головы одного человека. Данные волосы отличаются от волос с головы Квачкова, Яшина, Найденова и не произошли от них». При оглашении этой сугубо научной дефиниции непроясненными остались несколько биологических парадоксов. Первый: почему Квачков, Яшин и Найденов имеют одну на троих голову? Второе: если девять из пятнадцати волос, согласно неопровержимому выводу эксперта-биолога, — это волосы с головы человека, то чьими волосами являются остальные шесть, если волосяной покров животных именуется шерстью? Что за новый вид органической жизни оставил свои биологические следы на загадочной куртке? Третье: каков биологический процесс, описанный экспертом в формулировке «волосы происходят (или не происходят) от того или иного биологического организма», будь то Квачков, Яшин или Найденов? И самое главное недоумение, нараставшее у присутствовавших на процессе: что вообще доказала эта биологическая экспертиза? Что Квачков, Яшин и Найденов не носили этой куртки?

Или что никто из них не страдает выпадением волос? Что вообще доказывают все эти «строго научные экспертизы», какое отношение все они имеют к покушению на Чубайса?.. 

Звездочеты-следователи и каббалисты-прокуроры (Заседание двадцать девятое)

Выражение «неоспоримые улики» знакомо всем. Это то, что убедительнее всего свидетельствует о причастности подозреваемых к злодеянию. Время именно таких улик, «неоспоримых», по мнению обвинения, настало на очередном судебном заседании.

Однако адвокаты защиты были совсем иного мнения, посчитав предъявленные обвинением «неоспоримые улики» не только запросто оспоримыми, но и вовсе недопустимыми доказательствами, полученными с нарушением закона. Сначала адвокат Алексей Першин заявил, что недопустимым доказательством следует признать трассологическую экспертизу ковриков-лежаков, найденных в лесу у Митькинского шоссе, по той простой причине, что, согласно имеющемуся в деле протоколу осмотра места происшествия следственно-криминалистической бригадой, все лежаки были разной длины: 1,48 м; 1,40 м; 1,60 м; 1,45 м; 1,47 м; 1,46 м, однако на экспертизу они поступили почему-то заметно изменившись в размерах, как значится в экспертном заключении «расстояние между сторонами фрагментов одно и то же для всех фрагментов и составляет 1,50 м». Однако прокурор Каверин с ходу отмел ходатайство Першина: «Вы ставите вопрос не о недопустимости, а о недостоверности доказательств. А это решается судом». И хотя вопрос о недопустимости доказательств решался в тот момент именно судом, судья Пантелеева охотно подписалась под афоризмом прокурора, оставив коврики-лежаки среди «неоспоримых улик», хорошо понимая, что если эти улики будут признаны недопустимыми, то с чем тогда останется обвинение.

Адвокат Закалюжный попытался оспорить «неоспоримые улики», заявив, что обыски на квартире сына В. В. Квачкова — Александра и автомобиля самого Квачкова марки СААБ проводились с грубейшим нарушением закона без участия адвоката, без присутствия обвиняемого, но тщетны были веские доводы адвоката. И в самом деле, если во всем руководствоваться законом, так не только «неоспоримые улики» обвинения рассыпятся в прах, но и выстроенное на них само уголовное дело развалится!

Присяжных заседателей пустили в зал, прокурор принялся демонстрировать им сокровища обвинительного заключения. В начале он огласил трассологическую экспертизу, проще говоря — замеры ковриков-лежаков. Огромная удача следствия состояла в том, что коврики нашли не только на месте происшествия у Митькинского шоссе, но кусок такого же материала оказался на даче Квачкова. Трассологическая экспертиза установила, что коврик с дачи очень удачно совпал по разрезу с одним из лесных ковриков. Прокурор Каверин, как никогда уверенный в себе, выступал, будто обвинительный вердикт в руках держал: «Вопрос эксперту: «Какие из фрагментов материала составляли друг с другом единое целое?» Выводы эксперта: «Фрагмент полимерного материала, изъятого при обыске на даче Квачкова, и три фрагмента материала с Митькинского шоссе составляли друг с другом единое целое». Прокурор ни словом не обмолвился о том, что ни один коврик, поступивший на экспертизу, не совпал по своим размерам ни с одним ковриком из обнаруженных на месте происшествия. Прокурор двигался дальше, предъявляя присяжным протоколы обысков квартиры на Беловежской, где проживал сын Квачкова. Улов следователей здесь был немалый: две шапки с прорезями для глаз, пачки книг Бориса Миронова «Приговор убивающим Россию», свидетельство на имя Александра Квачкова о присвоении ему квалификации «частный охранник», его же медицинская карта и свидетельство о рождении, молитвослов, коробка видеокассет с мультфильмами и боевиками. И, наконец, главная удача второго обыска — рукописная запись на тетрадном листке в клеточку, имеющая прямое отношение к РАО «ЕЭС». Прокурор озвучил содержание записи: «30.11.04. РАОЕЭС 9:38. А184АР BMW удлин. куз. около РАО с ней С182ТМ 99рус BMW5 синяя Н336 ЕВ 90рус. BMW 2.12.04 РАОЕЭС около РАО Н336ЕВ 90рус BMW 9.40 В065АА Ауди 9.50 А566АВ 18.01.05.».

А566АВ в конце записки — это номер машины Чубайса! Записку нашли во время второго обыска, спустя пять дней после происшествия, — о чем напомнили суду адвокаты защиты, когда пытались отвести это доказательство как недопустимое. Запись выполнена в одно время, одной шариковой ручкой, абсолютно одинаково, хотя разница в датах — 30.11.04; 2.12.04; 18.01.05 — полтора месяца. Чтобы зафиксировать на бумаге короткое «А566АВ», автор должен был переписать с мельчайшими подробностями совершенно никчемные для него номера, марки машин за 30.11.2004 и 2.12.2004, что необъяснимо ничем кроме… Кроме вывода, который еще в начале процесса присяжные услышали в обвинительном заключении — вывода о «графике слежения за автомашиной Чубайса на протяжении четырех месяцев». И что дает эта записка? Что машина с номером А566АВ возит Чубайса? Так ведь разглядеть, кто в ней находится, все равно невозможно.

А прокурор уже подобрался к третьей «неоспоримой» улике, добытой при осмотре СААБа Квачкова: «Кассовый чек автозаправочной станции выполнен на листе бумаги белого цвета …». Прокурор оглашал содержимое кассового чека буква в букву, ИНН сумма, сдача… И самое главное: «На чеке также имеется надпись, выполненная рукописным способом «им. г. а». Вверху надписи имеется неправильной формы окружность. А также две буквы «в. с.» и два круга неправильной формы. На второй стороне чека — схема: две параллельные линии на расстоянии 1 см и две перпендикулярные линии на расстоянии 1,4 см. Рядом нанесена цифра 100 и буква м. А также надпись 5 чел. Осмотренный чек со схемой имеет сходство с обстановкой на месте взрыва 17 марта 2005 года на Митькинском шоссе в Одинцовском районе Московской области».