Черная моль (Черный мотылек) др.перевод
Шрифт:
— Ты… ты… Да что это, скажи на милость, на тебя вдруг нашло, Ричард?
— Ах, что!.. Не желаю терпеть больше в доме нашествие этих щенков! — весь так и кипя от гнева, он ткнул пальцем в букет. — И не позволю, чтоб моя жена была притчей во языцах у всего Лондона!
— Я?.. Я притча во языцах? Да как ты смеешь! Как только ты смеешь!
— Умоляю, прекрати эти безумства! Речь идет не о том, что смею я. Ты позволяешь себе не повиноваться мужу, и это после того, как я тебя предупреждал, а?
Она в страхе отодвинулась от него.
— Дики!
— Можешь восклицать «Дики» и улыбаться. Знаю все эти твои уловки, прошел через них.
Детские губки обиженно задрожали. Леди Лавиния зарылась лицом в подушки и зарыдала.
Карстерс смягчился.
— Прости, дорогая. Возможно, я был не слишком справедлив и…
— И жесток! Да, жесток!
— И жесток… А потому прости…
Она обвила его шею белыми шелковистыми ручками.
— Ты ведь не хотел, правда?
— Нет. Просто не позволю больше этому Лавлейсу ошиваться возле моей жены.
Лавиния отпрянула.
— Ты не имеешь права говорить так! Я знала Гарри еще задолго до того, как познакомилась с тобой и…
Ричард поморщился.
— Ты хочешь сказать, что он значит для тебя больше, чем я?
— Нет! Хотя ты делаешь все, чтоб я тебя возненавидела! Нет, конечно, я люблю тебя больше. Но и Гарри прогнать тоже не могу.
— Даже если я прикажу тебе?
— Прикажешь? Как это прикажешь? Нет, нет! Тысячу раз нет!
— Но я приказываю.
— А я отказываюсь тебя слушать!
— Бог мой, мадам, вас все же следует проучить! — снова вспылил он. — Я намерен сегодня же, сейчас же отвезти вас в Уинчем! Клянусь Богом, если ты меня не послушаешься, то поедешь в Уинчем! — и с этими словами он выбежал из комнаты, а Лавиния откинулась на подушки, бледная и вся дрожа от гнева.
Одевшись, она сошла вниз в надежде помириться, но Карстерс куда-то уехал, передав, что будет поздно. Несколько минут Лавиния пребывала в бессильной ярости, но затем своевременное прибытие коробки от портного разгладило все морщинки на лице, и она расцвела в улыбке.
Ричарда не было долго, появился он лишь к тому времени, когда пора было собираться на прием, и, едва войдя в дом, тут же отправился на свою половину, где отдал себя заботам лакея. На ногти его был нанесен изящнейший маникюр, нижнее белье опрыскано розовой водой, брови подведены. Он нарядился в красно-коричневый с золотом камзол, надел на пальцы перстни, ноги его обтягивали шелковые панталоны со стрелками, а большой черный бант-жабо украсила брошь с бриллиантами. И вот, напудренный, подкрашенный и напомаженный, он медленно направился по коридору к будуару жены.
Лавиния, напрочь позабывшая об утреннем contretemps [36] , приветствовала его появление улыбкой. Она сидела перед зеркалом в нижнем белье и просторном deshabille [37] , накинутом на плечи. Coileur [38] уже ушел и на голове у нее красовалась высокая, видная из-за спинки кресла прическа из густо напудренных локонов, часть из которых спадала на уши и плечи. Вершину этого сооружения венчали алые и белые страусовые перья, а на шее блистало огромное бриллиантовое ожерелье. В комнате витал тяжелый аромат каких-то очень крепких духов, повсюду были разбросаны ленточки, кружева и перчатки; через спинку кресла было перекинуто блистающее великолепием алое домино, а на постели было
36
Contretemps (фр.) — недоразумение, помеха.
37
Deshabille (фр.) — пеньюар.
38
Coileur (фр.) — парикмахер.
Карстерс осторожно присел на самый краешек кресла и стал наблюдать, как горничная подрумянивает уже и без того безупречно розовые щеки жены.
— Нет, сегодня я, определенно, буду разбивать сердца, не так ли? — весело заметила Лавиния, обернувшись через плечо.
— Не сомневаюсь, — сухо ответил муж.
— Ну, а ты, Дики? — тут она повернулась уже всем корпусом, чтоб разглядеть его. — Коричневый… Не самый любимый мой цвет, но ничего, выглядит неплохо… Новый парик?
— Да.
Глаза ее удивленно расширились — уж слишком холодно звучал голос Дики. И тут она вспомнила, что произошло утром. Так вот почему он такой угрюмый!.. Что ж, прекрасно, сейчас она ему покажет!
Кто-то постучал в дверь, служанка открыла.
— Сэр Дуглас Фейвершем, сэр Грегори Маркхем, виконт Муссо и капитан Лавлейс ждут внизу, миледи!
Тут, по всей видимости, в Лавинию вселился демон.
— О, ля-ля! Так много? О, но я не могу принять всех сразу, это определенно. Пригласите сэра Грегори и капитана Лавлейса.
Луиза передала это лакею и затворила дверь.
Ричард сердито прикусил губу.
— Вы совершенно уверены, что это не detrop [39] ? — саркастически заметил он.
39
Detrop (фр.) — слишком, чересчур.
Леди Лавиния отбросила deshabille и встала.
— Ах, да какая разница! Я готова надеть платье, Луиза!
В дверь снова раздался стук, и на этот раз пришлось открывать Карстерсу.
Вошли Маркхем в алом с золотом камзоле, отличавшийся тяжеловесной красотой, и Лавлейс, напротив, светловолосый и утонченно миловидный, в бледно-голубом с серебром. Как обычно, на голове его красовался парик с длинными локонами, среди которых сверкали три булавки с сапфирами.
Он раскланялся с преувеличенной учтивостью.
— Я сражен вашей красотой, фея!
Сэр Грегори разглядывал через лорнет белые туфельки Лавинии.
— Бог ты мой, да у нее в каблучках драгоценные камни! — протянул он.
Лавиния грациозно закружилась по комнате, обнажив на секунду стройные ножки.
— Здорово придумано, верно? — воскликнула она. — Однако, не будем терять времени! Платье! Ну-с, Маркхем, и вы, Гарри, сейчас увидите перевоплощение!
Лавлейс, усевшись в кресло задом наперед, обвил руками спинку и опустил на них подбородок. Маркхем прислонился к гардеробу и наблюдал процесс через лорнет.