Черная молния. Тень буревестника
Шрифт:
— Уходи, тебя же убьют!
— Не ссы папаша, — оскалился парень и тоже достал нож.
Нападавшие отошли на пару шагов и замялись, от этого по волчьи оскалившего парня несло смертью и готовностью к бою, а нож он держал умело.
— Ну, — с угрозой протянул парень, — будем резаться или свалите по хорошему? — И тут бросившись вперед бешено крикнул — Резаться суки! Резаться!
Они убежали, бросили сбитого с ног подельника и убежали, не захотели умирать. Парень их не преследовал, лежавшего на земле не добивал. Он подошел к растрепанному старику и представился:
— Вадим.
— Малыш, —
— Ну тогда я дед, — засмеялся Вадим и спросил, — чего тут место себе присматривал? Не рано? Вон здоровый какой, против троих вышел.
— Своих проведывал, — тихо скорбно сказал Малыш, — у меня тут трое, а еще родители, и дед с бабкой, все тут.
— Понятно, — скупо сказал Вадим, отрывочно пояснил, — я вот тоже своих ребят проведывал. Дружили. Их порезали.
И тогда Малыш стал рассказывать ему свою историю. Вадим молча не прерывая слушал. Малыш говорил, он давно не говорил с живыми людьми, давно не от кого не ждал человеческого участия, сострадания, милосердия, он рассказывал этому парню историю гибели своей семьи как рассказывают повесть случайному попутчику, в полной уверенности что они больше не увидятся.
— А внук твой как? — участливо спросил Вадим когда старик закончил.
— Сноха писала, живой и здоровый, по фотографиям вроде ничего так выглядит. Сноха уже вышла замуж. Я не осуждаю. Ее новый муж хотел мальчика усыновить, но она оставила моему внуку отцовскую фамилию, это и моя фамилия.
— Ну тогда он вернется, — мягко сочувственно улыбнулся Вадим, — увидитесь еще. А уж мы постараемся чтобы ему было куда возвращать. Род должен жить на своей земле.
— Ты кто Вадим? — негромко спросил Малыш.
— Сопротивление, — коротко ответил тот.
— А вступить к вам можно? Возьмете?
— Вот так я в группу и пришел, — закончил рассказ Малыш и предложил, — еще отварчика? Для почек этот настой весьма полезен.
Мы сидели на одной из съемных квартир Маузера, но Малыш распоряжался в ней как у себя дома и даже хранил там небольшой запас травяных сборов, заваренным настоем которых меня и потчевал. Свой адрес Малыш мне не сказал, в гости не приглашал. Конспиратор, блин.
— У меня с почками порядок, — отставив пустой стакан отказался я и по старчески поделился своей проблемой, — геморрой вот мучает, а работа сидячая.
— Есть и на это отвар, — сострадая утешил Малыш, — я вам сбор подготовлю, только пейте его регулярно. Я и ребятишкам укрепляющие мышцы и кровеносную систему сборы и отвары готовлю, только врут «мерзавцы» что пьют, выкидывают небось.
— И это все что вы делаете в сопротивлении?
— А разве этого мало? — без улыбки и очень серьезно спросил Малыш.
А еще он использовал свою квартиру как явку, дежурил на связи, хранил оружие, укрывал нелегалов, при необходимости вел визуальную разведку. Малыш хотел чтобы его внуку было куда возвращаться и делал для этого все что мог.
— Знаете я ведь в конце сороковых родился, тогда шутили, что мы массовый послевоенный выпуск, — негромко, доверительно говорил Малыш, а я внимательно слушал, — мальчишкой помню все завидовал партизанам и подпольщикам. А вот теперь на старости лет ушел в подполье и стал партизанским связным, иногда как
— Думаю равнять не стоит, — с трудом подыскивая слова попытался возразить я, — тогда была нацистская оккупация, сейчас совсем другое время…
Время было после полудня когда к Малышу на явочную квартиру пришли Вадим и Маузер.
— Малыш, — мягко обратился немолодой, но еще полный сил Маузер к сухонькому старику, — я установил подходы к Крокодилу, охраны у него полно, он без нее даже срать не ходит, но охранников мы нейтрализуем, план ликвидации разработан.
— Ребята согласны принять участие в акции, — доложил Вадим, — у нас все твою историю знают. Мы готовы. Ты как? Лично будешь это тварь резать, а то может я, а? Разреши мне Малыш…
— Не надо Макс, — тихо и печально сказал Малыш, — Я не хочу убивать из-за угла. Я хочу чтобы его и ему подобных поставили перед народным трибуналом. Пусть их судят по совести, пусть за каждую капли крови, за каждую слезу ответят. А если я до этого не доживу, то…
Малыш суетливо достал из письменного стола и протянул Вадиму рукописные листочки.
— … вот это мои свидетельские показания, зачитай их на трибунале Макс.
— Хорошо, — взял листки и убрал их в куртку Вадим, — Я обещаю тебе Малыш, слышишь, обещаю твои показания дойдут до трибунала. Если убьют меня, то их зачитают другие. И твой внук будет знать об этом. Помни Малыш, я обещаю.
— Мы обещаем, — сухо поправил Вадима, Маузер.
Я молчал, сказать было нечего, что я могу сказать старику чья семья растоптана и уничтожена? Чем мне возразить эту гнусному пособнику националистического подполья, этому члену организованной преступной группы, этому бойцу сопротивления, какие найти аргументы? Объяснить, что частный случай не должен заслонять общую картину? Но разве я сам не знаю массу подобных ситуаций? Каждый день в интернете на блогах и форумах обсуждают как крокодилы безнаказанно давят, размазывают по дорожному покрытию людей. Обычных людей: зрелых мужчин и стариков; не щадят даже беременных женщин и детей, с равнодушием рептилий уничтожают всех кто случайно встал у них на дороге. А если дело в редчайшем случае и доходит до суда то приговоры звучат как насмешка, как оскорбление, как глумление над памятью погибших и презрением к горю их родственников. Но я не обобщаю, это всего лишь частные случаи, а частные случаи не в коем случает нельзя объединять, это искажает общую такую благополучную картину нашего процветающего государства. Правого государства где все должно быть только строго по закону. Закону Крокодилов.
— А это правда, что вы книжку про нас пишите? — деликатно тронул меня за руку Малыш.
— Пытаюсь, — немного смутился я, — не знаю только, что получится. Пока материалы собираю.
— Пожалуйста напишите и про мою историю, — вежливо попросил Малыш, — напишите, что втоптанные в грязь мы уже поднимаемся. Даже старики. Напишите?
— Обещаю тебе Малыш, Обещаю. И твой внук будет гордиться тобой, я напишу ему об этом. Пусть только в книжке.
Провожая меня Малыш не плакал, это у меня в глазах стояли не пролитые слезы.