Черная сага
Шрифт:
И тут я все же замолчал — ибо увидел глаза Сьюгред. Это… Нет, словами мне этого не передать, я умолкаю. Да и тогда я замолчал. Зато Сьюгред сказала:
— Но если Хрт — не Хрт, а Источник — это просто вода… тогда зачем же мы идем к нему?
— К кому?
— К Источнику.
— А… — растерялся я. — А разве мы идем к Источнику? Твой муж разве говорил тебе о том?
— Нет, — покачала головой Сьюгред. — Но все же я не так глупа, как вам бы этого хотелось.
Вот так! Как плетью по щеке! Я онемел, не мог пошевелиться. Ну а Нечиппа, криво усмехнувшись, потянулся к мечу… и я прекрасно знал, что он меня не пощадит… Но засмеялся! Нет, я скорей заверещал по-заячьи и поспешно сказал:
— А
— Молчи! — гневно вскричал Нечиппа.
Я замолчал. Но как только он убрал руку с меча, так я опять заговорил — еще поспешнее:
— Утверждая, что Хрт не является первым человеком на этой Земле, я вовсе не хотел бросить тень на Источник. Напротив! Я утверждаю, что Источник — это явление практически вечное и значительно более могущественное, нежели Хрт, Винн, Чурык и… и даже Всевышний! Источник он и есть Источник Жизни! — и я даже вскочил: — Источник! О!..
— Сядь! — приказал Нечиппа.
И я поспешно сел. Нечиппа же насмешливо сказал:
— Любезный друг! Я, кажется, уже не раз предупреждал тебя, что многословие — это первейший признак глупости.
Я согласно, смущенно кивнул.
А он, оборотившись к Сьюгред, продолжал:
— Но, тем не менее, мой друг в чем-то и прав. А потому, если его неумолчные речи изложить ясно и просто, то получится вот что. Если на все происходящее здесь, в нашем мире, посмотреть с бесконечных небесных высот, то и действительно один отдельно взятый человек покажется нам мельчайшей, едва различимой песчинкой, а жизнь его представится как один краткий миг. А вот жизнь божества — скажем такого, как Хрт — это будет уже как целый день. И вот проходит множество и множество мгновений, то есть одно за другим сменяются и сменяются людские поколения, а день все не кончается и бог живет. Все привыкают к этому… А после вдруг кончается и день, и умирает бог — это как заходит солнце. Это вполне нормальное явление. Но те люди, которые в это мгновение живут на Земле, приходят в неописуемый ужас! Но почему? Ведь все мы прекрасно знаем, что ночь со временем проходит — и снова наступает день, то есть восходит солнце и рождается новый бог. Понимаешь меня?.. Понимаешь?
Сьюгред смотрела на него, молчала. Тогда Нечиппа опять заговорил:
— Потом пройдет и второй день. И третий. И четвертый. Да-да! Боги проходят своей чередой, а Земля как стояла, так и будет стоять. И лес будет шуметь. Будет журчать в лесу Источник…
Сьюгред, поморщившись, сказала:
— Я спать хочу.
— Спи, — согласился ярл и постелил ей свой плащ.
Она легла. Она долго лежала молча, она даже глаз не закрывала. Наверное, он смотрела в небо. А потом она заснула. А мы с Нечиппой сидели и молчали, молчали, молчали… А после я заговорил — на всякий случай по-руммалийски:
— Я знаю, для чего идет к Источнику эта женщина. Но для чего идешь ты?
— А ты? — спросил он в свою очередь.
— Я? — засмеялся я. — Я должен знать, мне, как ученому, необходимо понять, что из себя представляет этот Источник. Вернусь — и напишу об этом отчет. А ты?
— Я не вернусь.
— Тогда зачем идешь?
Он помолчал… А после зло сказал:
— Но ты же знаешь, абва!
— Да, знаю, — сказал я. — И потому и говорю тебе, что это очень глупо. Бог умер. Варварский бог! Да он и без тебя бы умер. Значит, ты перед ним ни в чем не виноват. И вообще, никому ты в этой дикой, варварской стране ничего не должен. А если так, тогда зачем тебе все это?
А он сказал:
— Значит, такая у меня судьба.
А я сказал:
— О, нет, Нечиппа
Нечиппа вздрогнул и спросил:
— Он, что ли?
— Да, — сухо кивнул я. — Он еще с осени болел, совсем ослаб, даже вставать уже не мог. А когда ему сказали, что ты будто убит, он очень опечалился. Да, это сущая правда! Он сказал: «Быть того не может! Кому же тогда все останется после меня? Ей, что ли, этой женщине?!»
Я замолчал. А он спросил:
— А… Теодора?
— И Теодора, — сказал я, — тоже в это не верит. И она ждет тебя. На следующий день после того, как умер Тонкорукий, она, созвав Синклит, так и сказала. Это мне уже Мардоний передал.
— Так и Мардоний?..
— Да, — кивнул я. — И он… н-ну, скажем так, тоже ушел. Сразу, вслед за хозяином. Так захотели. А что касается тебя, то, повторяю: Теодора…
— Молчи!
Я замолчал. Долго молчал. И он молчал — обдумывал. А я — быть может, поспешил — сказал:
— Не сомневайся, я ее не брошу. Я провожу ее до самого Источника. Ведь для меня, как для ученого, это очень важно — все наблюдать самому. А ты, я думаю, если отправишься один, и если осмотрительно…
— Нет! — сказал он. — Я дал слово. И дело тут даже не в слове…
Но тут он снова замолчал. Потом, после некоторых раздумий, продолжил так:
— Это конечно же банально, но я опять должен сказать: у каждого своя судьба. Моя — чего бы ты мне сейчас ни предлагал и чем бы меня ни заманивал — это пойти к Источнику, и довести к нему Сьюгред, а уже после умереть. Да и не просто умереть, а… Но зачем это тебе? Все равно ты меня не поймешь, да тебе этого и не надо. А ты вот лучше подумай о себе и о своей судьбе. Тебе, должно быть, кажется, что ты абсолютно свободен в своих действиях — вот, шел к Источнику, вот придешь, вот посмотришь, вот сделаешь должный научный вывод и вернешься в Наиполь… Ан нет, Гликериус! Когда бы все это было так просто, ты не встретил бы нас! А если уже встретил, то, значит, и тебя каким-то образом должно коснуться то, что так тревожит нас… Нет! Те, которые сошлись с криворотыми и честно полегли, те уже не тревожатся, ибо они уже сделали то, что от них требовалось. А завтра — мой черед. И, думаю, что если я буду вести себя достойно и не дрогну в самый ответственный момент, то тогда мое общее с ними дело закончится самым наилучшим образом. А что касается тебя… Не знаю, абва, я ведь не ученый. Сам подумай. И сам догадайся!
— Я… — начал было я.
— Замолчи, — сказал он. — Теперь мне нужно, чтобы было тихо. Я слушать должен. Хей!
С этими словами он взял лук, заложил в него стрелу, изготовился к стрельбе из положения сидя — и так и застыл, весь превратившись в слух. И было очень тихо. И он сидел, сидел и сидел до тех пор, пока так, сидя, не заснул. Лук уронил. Я не будил его — я слушал. Слушал вместо него. Было тихо. Если Источник еще жив, подумал я тогда, то все случится лучшим образом, их жертвы будут не напрасными, и я увижу то, о чем я прежде даже не мечтал. А если мертв, то, значит, нет уже и Марева, и тогда нас настигнет погоня, и нас, конечно же, самым жестоким образом убьют…
Нет, да что это я?! Разве Источник может умереть? Конечно, нет! Он рудимент працивилизации и полностью подпадает под теорию палингенезиса. И хоть иные и приводят восемнадцать доводов, опровергающих цикличность Бытия, однако у меня на их сомнения имеется двадцать два весьма существенных контраргумента, так что…
Вот так я и провел всю ночь — за размышлениями. И уже только перед самым рассветом…
Я услышал далекий, едва различимый собачий лай! Поначалу я подумал, что это мне только показалось, однако нет — лай становился все громче и громче! Тогда я растолкал Нечиппу и сказал: